Ультрамарин. Екатерина Гордеева

с качнулся назад, но устоял на ногах.

      Расслабленной походкой к нему направился Кабан – одноклассник Люса, рослый, крепко сбитый парень. И хотя Кабану, так же, как и Люсу, было четырнадцать, выглядел он на все двадцать. Кабан, разумеется, был не один – еще трое таких же дюжих парней шли за ним.

      – Нехорошо уроки прогуливать, – ухмыльнулся Кабан, подхватил с земли мячик и стал подбрасывать его. – Куда собрался-то?

      – Ты и сам прогуливаешь, – парировал Люс. – Так что, давай, разойдемся по-хорошему.

      – «По-хорошему»? – загоготал Кабан. – Не, ребят, вы это слышали? «По-хорошему», говорит. А если по-плохому? Что будет? Учителя позовешь? Или нет. К мамочке побежишь жаловаться? Больше-то не к кому. Папашку же давно смыло в море.

      Люс покраснел от злости и сжал кулаки.

      – Хорош, Кабан, – вмешался плечистый Аррат. – Пацан не виноват, что у него отец пропал.

      – Может, и не пропал, – сплюнул Кабан, – может, бабу себе где-нибудь там нашел, да и остался…

      Договорить он не успел: Люс заехал ему кулаком в челюсть. Но тягаться с Кабаном худощавому Люсу было бессмысленно. Мощным ударом Кабан уложил одноклассника на землю, и уже занес руку для нового, как один из дружков бросил:

      – Ходу, ребят! Там учитель Лейф!

      Кабан взял Люса за грудки и, встряхнув его, процедил:

      – Повезло тебе сегодня, маляр. Только теперь смотри по сторонам.

      Он быстро поднялся и вместе с остальными скрылся за каменной оградой.

      Люс не стал дожидаться, пока его обнаружит учитель. Устроит еще головомойку да на занятия вернет. Но сегодня был слишком хороший день, чтобы мучиться в стенах школы. Поэтому Люс, как можно скорее, встал и, несмотря на звон в ушах, поторопился перелезть через невысокую каменную стену.

      Бледное солнце в этот майский день радовало жителей Падоко – скромного городка, угнездившегося на скальных берегах Большого моря, в самой северной части Аларии. Серые каменные дома с черными крышами теснились на узких кривых улочках–лабиринтах, булыжные мостовые змеями тянулись вниз, к берегу моря.

      Люс на пару мгновений остановился на центральной площади. Свежий морской бриз взъерошил его льняные волнистые волосы, забрался под расстегнутый ворот рубашки, надул, словно паруса, широкие штаны. Взгляд светло–серых глаз юноши устремился вдаль, туда, где в просвете домов была видна часть гавани. Море искрилось в лучах полуденного солнца. У деревянных пирсов, выстроенных в ряд и похожих на гребенку с неровными зубьями, чалились большие и малые суда.

      В широкой бухте, глубоко вдававшейся в сушу, располагался большой порт, где кипела основная жизнь города – отсюда уходили рыбаки в море, чтобы вернуться с добычей, приезжали купцы со своими товарами, чтобы продать их или выменять на кости и шкуры морских животных, рыбу, жир.

      Даже издалека было видно, насколько оживленной была эта часть города: по мосткам то и дело сновал разный работный люд, грузчики, рыбаки, торговцы; в поисках наживы над их головами летали чайки и альбатросы, а между ногами путались бездомные собаки и кошки.

      Люс отвернулся: он не любил шумный порт и старался обходить его стороной.

      Восемь лет назад шестилетний мальчик, крепко держа за руку маму, махал отплывавшему кораблю под названием «Попутный ветер». На нем отправлялся в очередное плавание отец Люса – Алаин Тигальд, бесстрашный капитан, настоящий морской волк. Домой он должен был вернуться месяца через три. Его шхуна, нанятая каким–то богатым купцом, шла с товарами на юг Аларии, в город Хегоальдеко. Но, как узнали позднее, до места корабль так и не добрался.

      Друзья Алаина, такие же храбрые моряки, несколько месяцев искали пропавший «Попутный ветер» (или хотя бы его останки), бороздили Большое море, заплывали в самые отдаленные уголки, расспрашивали торговцев и рыбаков, но спустя год, прекратив бесплодные поиски, решили проститься с Алаином и членами команды навсегда.

      Холодным зимним днем в порту, на том причале, откуда ушел «Попутный ветер», собрались верные товарищи, знакомые и семьи погибших.

      Люс плохо помнил, кто и что тогда говорил. Но он помнил, как его мать Элида прижимала к себе сына, дрожа от мокрого ветра и рыданий. Он помнил, как на воду спускали деревянные лодочки с зажженными свечами. Помнил, как лодочки, покачиваясь, уплывали вдаль. Помнил, как одна свечка, захлебнувшись волной, потухла и опрокинулась. Люс хотел сказать об этом матери, но, подняв на нее глаза, испугался. Мама больше не плакала. Она поникла головой, ссутулилась, лицо посерело, а её взгляд будто застыл, остекленел. Мама и сама стала похожа на погасшую свечу.

      Когда они вернулись домой, Элида долго сидела за столом, сжав голову руками. Люс подошел к ней и произнес: «Мама, я найду папу. Стану моряком, как папа, и когда–нибудь обязательно его найду». Элида зажала рот ладонью, чтобы вновь не разрыдаться, потом крепко обняла сына и горько прошептала: «Боюсь, это невозможно, мой мальчик».

      Тогда он действительно верил, что сможет найти отца. Но неумолимое время шло, а вместе с ним гасли в душе мальчика огоньки надежды.