Потревоженный демон. Инна Бачинская

поставить. В библиотеке, сам понимаешь, дыхнуть нельзя, а у тебя здесь спокойненько. Да ты не парься, всего бутылек красненького, восстановиться после репетиции. И закушать. Только Ирише пока ни слова, а то визгу не оберешься, она у нас женщина нервная.

      Эмилий Иванович кивнул и повел артиста к крошечному холодильнику в кофейной подсобке.

      – Папа Карло! Бревно! На сцену! – кричала Ирина Антоновна. – Время!

      – Где моя шляпа? Кто помнит, я был в шляпе? Кто спер шляпу?

      – Саш, ты оставил ее в библиотеке!

      – Папа Карло, давай без шляпы. Тихо!

      – Все заткнулись! Шат ап![2] Поехали. Тишина!

      Вспыхнул ослепительный свет, Эмилий Иванович, скромно притулившийся сбоку, вздрогнул и закрыл глаза. Ему было непривычно радостно и немного тревожно: а вдруг директор музея вздумает прогуляться в канцелярию, так, на всякий случай? И застанет вид на Мадрид? Но тут же он подумал, что рабочий день закончен, директор давно ушел, и единственный комплект ключей – у него. Запремся изнутри и никого не впустим. А завтра можно соврать, что забыл выключить свет. Вряд ли толстый Алексей Трофимович полезет заглядывать в окна. Эмилий Иванович подивился легкости, с которой придумал, что соврать. Творческое начало заразительно, не иначе.

      – Бревно, на сцену! Эмилий Иванович, можно мы очаг на стенку скотчем? Мы его потом осторожненько снимем!

      – Папа Карло!

      – Бревно! Марина! Спрячь локти, выпирают!

      – Тихо! Начинаем!

      – Тяпа, тихо!

      – Начали!

      На сцене на табурете сидит папа Карло, печально смотрит на очаг. В углу – бревно, здоровенная кочерыжка с сучками.

      Щелканье блица – Костя Фото-Мэтр на корточках ищет удачный ракурс. Снимки для истории. Эмилий Иванович снова вздрогнул и зажмурился.

      – Poor me, poor me![3] – причитает папа Карло, раскачиваясь из стороны в сторону. – Один, совсем один! Ни жены, ни деток! Вот заболею, так и стакан… гм… некому подать! В смысле, воды. А был бы у меня сынок… – Он замолкает и прислушивается. Слышен явственный писк. – Кто здесь? Мыши?!

      Писк повторяется. Папа Карло вскакивает, озирается, с опаской заглядывает в шкаф. Там пусто. Под стол – там тоже пусто.

      – Хи-хи-хи! – слышится явственно.

      Папа Карло испуганно шарахается, цепляется за ножку стола и во весь свой великолепный рост растягивается на полу. Сверху, визжа, падает бревно. Хохот. Один из софитов гаснет. Кирюша – Свет очей бросается к шнурам.

      – При чем здесь упад бревна! Какого лешего ты падаешь? – орет кот Базилио. – Тебя еще не вырубили!

      – Не вытесали!

      – Нечаянно! – пищит Буратинка из бревна.

      – Сначала! – командует Ирина Антоновна.

      И так далее, и тому подобное. Актеры раздеваются – софиты жарят, как южное солнце, – и бегают в подсобку попить.

      В половине девятого наконец последняя сцена – все радостно вопят и танцуют. Мигает стробоскоп; по стенам

2

Shut up! (англ.) – Заткнись!

3

Poor me, poor me! (англ.) – Бедный я, бедный!