Время умирать. Рязань, год 1237. Николай Баранов

заостренные зубцы нижнего края дубовой, обитой железом решетки, опускающейся во время осады.

      Миновав башенный ход, снова выехали на свет. Оказались в захабе. Справа и слева – валы со стенами, чернеющими прорезями бойниц. Сзади – башня с тремя ярусами для стрельцов, спереди в трех десятках саженей – вторая башня, повыше даже первой, с четырьмя ярусами. Плохо придется врагам, пробившимся через первую башню, под сыплющимися со всех сторон камнями и стрелами.

      Сразу у выхода из второй башни внутри города дорога делилась на три. Дорога, идущая прямо, плавно поднималась вверх по склону и вела к громаде Успенского собора, который на фоне наливающегося вечерней синевой неба, казалось, парил над землей.

      Всадники повернули коней влево. Улица, на которую они свернули, тоже шла на подъем. Копыта коней застучали по бревенчатой вымостке. Постройки начинались не сразу. За валами оставалось довольно обширное незастроенное пространство. Городские укрепления в свое время воздвигались на вырост. Да вот только три десятка лет назад город взял и пожег великий князь Владимирский Всеволод, прозванный Большим Гнездом. Пленил он тогда почти что всех рязанских князей и вятших людей, которых отпустил восвояси спустя пять лет только сын его Юрий, уже после смерти отца.

      Стены города отстроили на том же месте, благо валы никуда не делись, а вот народишко пораскидало. Большую часть горожан Всеволод угнал тогда с собой и расселил по своим землям. Кто-то вернулся потом вместе с князьями, но кто-то прижился, остался на новом месте. За последующую четверть века население росло, но не слишком быстро, потому внутри стен все еще оставалось много места для домов новых горожан. Да и не все, кто хотел бы, могли селиться здесь. Городовой налог, уплачиваемый на содержание в порядке стен, валов и рвов, не для всех подъемен. Потому малоимущие ставили жилища в Южном Предградии, на Подоле да в Засеребрянье, снаружи городских стен.

      Наконец добрались до первых внутриградских построек. Здесь селился люд побогаче. Дворы стояли солидные, огороженные глухими заборами, с двустворчатыми, покрытыми затейливой резьбой воротами на улицу. Резьба не только для красы, а еще чтобы нечистая сила в дом не вошла. Ворота по позднему времени все больше закрыты. Да и вообще народишку на улице немного. Дневные дела закончены, большинство горожан разошлось по домам ужинать и на боковую. Вставать завтра рано, со светом. Во дворах, слышно, мычала и блеяла только что вернувшаяся с выгона, еще не поенная и не кормленная скотина. Иногда навстречу попадались крестьяне на телегах, из пригородных деревень, припозднившиеся на торге.

      Впереди слева показался Борисоглебский собор. Розовые в свете заходящего солнца стены его притягивали взгляд телесной теплотой и манили зайти под свои своды. Когда собор встал перед всадниками во весь свой немалый рост от подошвы до маковок крестов, гонец Всемил снял шапку и перекрестился. Его примеру, чуть замешкавшись, последовал и Ратислав. Глядя на боярина, то