Горячее лето 42-го. Владимир Поселягин

полевых армейских кухнях рис варили, раненых кормить, медикаменты разошлись, оружие и патроны тоже, не хватало именно последних, патронов, да и гранаты нужны. Именно с этой просьбой и подошел полковник, комдив Песочин. Кстати, дивизия была четыреста одиннадцатая, формировалась в Харькове и в ее составе были шахтеры Донбасса и жители Харькова, то-то так отчаянно бились и не отступали.

      – Здравия желаю, товарищ полковник, – козырнул я. – Старший лейтенант Шестаков, командир третьей роты особого тяжелого танкового батальона.

      – Лейтенант, не знаю, как ты это делаешь, но спасибо.

      – Враг пришел на исконно русскую землю, товарищ полковник, вот лешие и волхвы и помогли формированию батальона, да и наши священники внесли свою лепту. Так что уничтожить в бою роту нельзя, она как птица Феникс, всегда из пепла возродится. Ну и излечивать, может. Да, вы своего особиста уберите. А то крутится вокруг, дырку своим глазами во мне прожег.

      – Если бы своими глазами не видел, не поверил бы. А особиста уберу. Это правда, что патроны и припасы из воздуха появлялись?

      – Правда, но в огромных количествах мне их не дают. Если уничтожу танк, могу взять, например, пять ящиков патронов, сбил самолет – десять. За использование танков в качестве лекарского пункта, за каждое излечение тоже берется. В общем, сложно все это объяснить.

      – Патроны нужны, медикаменты, гранаты, продовольствие. Помоги чем сможешь.

      – Товарищ полковник, могу, но давайте договоримся, до полуночи осталось три часа, я буду вам помогать, раненых восстанавливать, если не успеем, то легкораненые останутся, дальше помогу прорвать кольцо окружения, выведя вас, а потом расходимся. Вы к нашим, а я громить немцев.

      – Договорились. Так ты, значит, тот самый Шестаков, что пленных в Минске освобождал?

      – Тот самый.

      – Долго о тебе не было слышно.

      – Вышло так, – виновато развел я руками.

      Вообще комбез и форма изорваны были, корка моей крови засохла, двигаться трудно, чесалось все, но я не менял форму, все средства тратил на восстановление раненых, потом себе куплю все что нужно, когда расстанемся.

      – Спросить хочу вас, товарищ полковник. Я не знаю, кто был тот комиссар, что меня привел к вам.

      – Старший батальонный комиссар Дуров. Он у меня был старшим по политработе. Не любил я его, не скажу, что плохой человек, но больно уж инструкции велел соблюдать.

      – Виноват я перед ним, – вздохнул я. – Я тоже думал, гнилой человек, а он с гранатой под танк лег. Перед тем как мы расстались, он сказал, что у каждого человека есть место для подвига, теперь я его понимаю. Он герой, а я мерзавец, именно так себя чувствую.

      Полковник заинтересовался, я ему и рассказал, как мы встретились, как матом посылал его и как он уговорил помочь, как погиб.

      Дальше я на старом месте, где был склад, купил в магазине сорок ящиков с патронами, двадцать с тушенкой, и десять мешков с сухарями. Медикаменты