Сатурналии. Феодосий Макробий

учености и вместе с тем приятный в [своей] скромности, с направленным в землю взором и как бы стремящийся быть незамеченным», который лишь недавно присоединился к учителям-грамматистам (I, 2, 15; I, 4, 4[58]). Макробий повсеместно отмечает его образованность (I, 23, 20[59]; I, 24, 8; VI, 7, 2; VI, 9, 3[60]; VII, 11, 1[61]), застенчивость и сдержанность (е. g. II, 2, 12[62]; VII, 11, 1[63]); его знание Вергилия (VI, 6, 1). Для Макробия было естественным «заставить» Сервия обсуждать различные латинские слова, именования (напр., «Сатурналии») и лингвистические формы (I, 4), давать разъяснения по поводу использования Вергилием определенных фраз и грамматических конструкций (VI, 7, 9), перечислять виды плодов в заключительных главах третьей книги. Макробий не зависит от Сервия в своей критике Вергилия, скорее оба автора (и Макробий, и Сервий) выстраивают свои рассуждения, основываясь на текстах ранних комментаторов и критиков[64].

      Дисарий

      Дисарий – грек по происхождению (VII, 5, 2; VII, 5, 4), врач и натурфилософ[65]. Вероятно, именно он упомянут в Письмах (III, 37; IX, 43; IX, 44) Симмаха[66].

      У Макробия о нем (как и о Евсевии) сказано, что он человек преклонного возраста (VII, 10, 1)[67], лучший из врачей в Риме (I, 7, I)[68], «безмерно приятный и весьма ученый» (VII, 7, 13), ему присуще красноречие (VII, 8, 7). Претекстат же, к которому Дисарий неожиданно пришел вместе с Евангелом и Гором, намеревается обратить досуг в полезное занятие (I, 7, 1)[69] и поговорить о различных науках (Ibid.; I, 7, 7–8). Дисарий вступает в беседу в последний день праздника, когда обсуждаются медицинские темы (VII, 4, 1–3). Эта дискуссия, во время которой другие участники праздничного пира обращаются к нему с различными вопросами, составляет большую часть седьмой книги. Будучи приверженцем врача Эрасистрата (304–250 гг. до н. э.), Дисарий резко критикует попытки вторжения философии в область медицины (VII, 15, 1)[70], благодаря чему вызывает возражения Евстахия (VII, 15, 14)[71].

      Гор

      Гор – ученый, философ-киник. Скорее всего, именно он упомянут в Письме (II, 39) Симмаха[72]. У Макробия Гор – египтянин (как показывает его имя), «уроженец [берегов] Нила» (I, 15, 4; I, 16, 37; VII, 13, 9). После весьма успешной карьеры профессионального кулачного борца он (как и Клеанф) обратился к философии (I, 7, 3)[73], и преуспевание в этих занятиях позволило ему получить статус «мужа основательного и выдающегося» (I, 16, 38), придерживающегося аскетизма киников (VII, 13, 17). В первой книге Сатурналий он отвечает на вопросы о почитании бога Сатурна (I, 7, 14) и о происхождении римского календаря (I, 15, 1). В утраченном заключении третьей книги он, вероятно, критиковал роскошь времен республики (III, 13, 16). В седьмой книге Гор делает важное замечание о практике кремирования, вышедшей из употребления (VII, 7, 5).

      Евстафий

      Евстафий – грек из Каппадокии, философ-платоник[74]. У Макробия он – друг и современник Флавиана (I, 6, 4)[75], «учёнейший муж» (II, 2, 6) и знаток философии (I, 5, 13[76];

58

Ad loc.: «…мне больше пристало учиться, чем учить».

59

Ad loc.: «…величайший из всех словесников».

60

Ad loc.: «…знаток самой природы слов».

61

Ad loc.: «Сервий, ученейший не только среди молодых… но также среди всех стариков».

62

Ad loc.: «Сервий молчал из-за скромности…».

63

Ad loc.: «…тот, стеснительный от природной скромности, покраснел вплоть до предательского румянца».

64

См. Davies (1969), р. 9; Flamant (1977), р. 78–79.

65

См. Davies (1969), р. 10–11. См. также Приложение 3.

66

См. Davies (1969), р. 10–11; Flamant (1977), р. 71–72.

67

Ad loc.: «…придется мне с тобой вести беседу, Дисарий, о [том] возрасте, в дверь которого мы оба почти уже стучимся. Когда Гомер называет стариков πολιοκροτάφους (с седыми висками)…».

68

Ad loc.: «…превосходил [всех] прочих, преподававших искусство врачевания». Об отношении к медикам см. Приложение 3.

69

Ad loc.: «Мы же сошлись, чтобы и священным праздникам честь оказать – и притом избежать праздничного безделья, – и обратить досуг в полезное занятие, намереваясь посвятить весь день ученым сообщениям…».

70

Ad loc.: «Дисарий прибавил: “Эти [ваши] одобрения призывают философию к тому, чтобы присваивать себе [право] рассуждать о чужом искусстве, из-за чего часто случались вопиющие ошибки. Как, [например], ваш Платон обрек себя на осмеяние потомков, когда не удержался от анатомических вопросов, которые принадлежат медицине…”».

71

Ad loc.: «При этих [словах Дисария] Евстафий, несколько возбудившись, говорит: “Не менее чем ты, Дисарий, я внушал [это] философам, как [и] врачам. Но только мне кажется, что ты предаешь забвению утвержденное согласием человеческого рода и верное положение, что философия является искусством искусств и наукой наук. А ныне на [нее] саму бесчестным образом нападает медицина, хотя философия считается весьма могущественной там, где рассуждает об умопостигаемой области, то есть о бестелесном; и туда она простирается, где трактует о природоведческих вопросах, то есть о божественных телах неба или звезд”».

72

В указанном письме речь идет о Гóре (Orus), как «philosophus ritu atque eruditione praecipuus» – см. Davies (1969), p. 11; Flamant (1977), p. 72–73.

73

Ad loc.: «Гор, муж, одинаково крепкий телом и духом, который начал заниматься философией после бесчисленных побед среди кулачных бойцов и, став последователем учения Антисфена, Кратета и самого Диогена, заслужил славу среди киников».

74

Об идентификации Евстахия см.: Glover (1901), р. 5; Jan ([ed. Macr.] 1848), р. xxix – xxx; Davies (1969), p. 9–10; Flamant (1977), p. 67–69.

75

Ad loc.: «…Флавиан и Евстафий, двое, известные [своей] дружбой».

76

Ad loc.: «…Евстафия, который является таким [знатоком] во всякого рода философии, что может один подражать дарованиям трех философов, о которых разнесла славу наша древность».