Персональный детектив. Владимир Покровский

объединений бортовых просто не могло быть – там всем заправлял бортовой президента, в крайнем случае подчинивший себе еще нескольких бортовых, что вовсе не создает проблем, свойственных спонтанному, неиерархическому объединению.

      Дон подозревал, что на фасетте как раз тот самый случай другой степени сложности. Тогда он мог положиться только на интуицию; специальные знания сами по себе не обладали здесь никаким весом. Вдобавок ко всему теперь выяснилось, что и временем для серьезных манипуляций он уже почти никаким наверняка не располагает. И Дон решил рискнуть.

      Интуиция подсказала Дону точный адрес – он все равно бы его проверил, поскольку среди многих других адресов, подсказанных интуицией, этот «звенел» в подсознании громче всех. По опыту Дон знал, что самый громкий «звонок» вовсе не обеспечивает верного решения – интуиция штука хитрая. Но сейчас, когда времени не было совсем, он вынужден был идти на риск. Он не мог просто так, из-за какой-то ерунды типа нехватки времени, портить свою славу беспроигрышного борца с моторолами, тем более с бортовыми.

      Подозрение у Дона вызвал один космолом – Станцо Ямамота, – чье прибытие на фасетту почти в точности совпало с появлением первого тридэ.

      Космоломы – дурной и непредсказуемый народ. Дон, в отличие от большинства, не питал к ним теплых чувств. Они открыты, иные даже прилипчивы, но в то же время предпочитают одиночество. Им свойственны патологическая робость и неприличная наглость. Нанеся удар, они в панике убегают. Нигде и ни с кем не могут ужиться. Человеческих законов, как правило, не признают. Называют себя бродягами Ареала, но это они себе так льстят, ибо ни один бродяга, благородный и романтический знаток плохо лежащих предметов, никогда космоломом назвать себя не позволит.

      Ямамота привлек внимание Дона еще и тем, что это был по всем признакам «болезненный эскапист», то есть человек, при первом же проколе удирающий прочь, человек, убежденный в своей неприспособленности, непонятости и невероятно гадостный. От клинического сумасшествия его, как и всех ему подобных, отделяла в лучшем случае тончайшая грань. В большинстве же случаев, в этом Дон был полностью убежден, такой грани не существовало.

      Космоломы из породы «болезненных эскапистов» были, как правило, неисправимыми мизантропами, но часто коротали время с собаками или пегасиками – с котами не водились, потому что коты редко позволяют себя безнаказанно мучить. Если же «болезненный эскапист» никакой живности при себе не держал, то обязательно пробавлялся обществом какого-нибудь тридэ позаковыристей. Во всяком случае, Дону говорил об этом его собственный опыт. Станцо Ямамота никакой живности при себе не держал.

      В принципе, Дон мог бы свое подозрение проверить сразу же, как только оно появилось, но Ямамота какой-никакой, а все же был человек и имел соответствующие права, на которые другим людям строжайше запрещено покушаться. Не то чтобы Дон на них никогда в жизни не покушался, не то чтобы с молоком матери, знаменитой