Андромеда. Анна Маг

смотрела по телевизору «Союзмультфильм», экранизировавший мифы Древней Греции, где прекрасный Персей, отрубив голову Горгоне, освободил свою любимую и возносил ее в вечность, отдав один из своих сандалий с крыльями.

      Сегодня был особенный день, тот редкий случай, когда Соне разрешили не ходить в школу, но на это была очень уважительная причина: зачет по музыке. Мама Соны, Жаннет, закончив консерваторию, преподавала вокал в музыкальном училище, и, конечно, как никто другой она понимала всю важность события. Вот только брату никакие важные причины не нужны, ему можно было все! Конечно, он ведь старший! А ей, Соне, – только в самых редких случаях. Допив какао, Сона посмотрела на часы. В 11.30 начинался зачет по фортепиано, значит, в 11 надо было выходить. Прикинув, что у нее есть еще целых полтора часа, Сона решила привести себя в порядок. Хотя мама велела позаниматься, но она и так все хорошо знает и вообще не волнуется. Сона подошла к маленькому трюмо и замерла. Она всегда застывала при виде многочисленных баночек с кремом, помад, духов, карандашей и прочих разных замысловатых предметов, известных только женщинам. А Сона кто? Она ведь тоже женщина, хоть и маленькая, хоть ей всего одиннадцать, ну и что? «И почему мама не разрешает мне краситься?» На трюмо стояла их семейная фотография, Сона рядом с папой, а брат Гарик – с мамой. Так, собственно, и было. Сона была папина, а Гарик – мамин. Видимо, существовала некая духовная близость и понимание противоположностей, а так, конечно, в семье царили мир и любовь. Мама – музыкант, обладательница прекрасного мягкого меццо-сопрано, а папа, Шахназаров Виталий Робертович, – мастер боевых искусств, ныне тренер, уважаемый и любимый всеми мальчишками в городе.

      Сона отвернула фото, чтобы мама не смотрела на нее так пристально. Она взяла палитру с тенями и сделала два широких мазка на своих веках. Ей понравилось. Потом она поискала глазами тушь, плюнула туда по-взрослому и, потерев кисточкой черную лужу, принялась красить ресницы. Оглядев себя придирчивым взглядом, поняла, что чего-то явно не хватает… «Пудра!» – осенило ее. В маленькой резной баночке из слоновой кости стояла пудреница, крышечка пудреницы была в виде китайского болванчика, Сона взяла его за голову и, щедро макнув бархатную маленькую подушечку в рассыпчатую перламутровую пыль, принялась пудрить лицо. Выходило красиво, просто загляденье. Все обзавидуются, когда увидят ее. Посмотрев на себя еще раз, Сона осталась вполне довольна. Внезапно в носу сильно защекотало, и она так громко чихнула, что пудра разлетелась по всему комоду. «Мне конец!» – подумала Сона и, взглянув на часы, ахнула. Она уже давно должна была выйти, как же быстро летит время, когда наводишь красоту! Поэтому мама всегда опаздывала и вечно ворчала, что кто-то виноват. Подхватив папку, Сона взяла ключи и уже на ходу прыгала в сапоги и надевала пальто. Свежий декабрьский ветер обдувал ей лицо. Сона натянула шапку и побежала в музыкальную школу.

      Город Ленинакан – один из самых древнейших городов Армении. Когда-то он назывался Александрополь и был военным городом, где прочно обосновалась сначала русская, а потом Советская армия, всегда защищавшая и стоявшая на страже границы. Так уж исторически сложилось, так повелось… Резня, войны, геноцид. После всех этих ужасов город выстоял и, войдя в состав уже советского государства, был почетно переименован в Ленинакан, то есть город Ленина. Местность отличалась обилием русских школ, город был достаточно самобытен и менее консервативен, здесь неважно, какой ты нации, а всех интересует, какой ты человек. Старинные крепости, церкви и монастыри с IV века служили укрытием от врагов.

      Сона бежала что было сил. Шапка слетела набекрень, папка била ее по ногам, но девочка не замечала этого, она очень боялась опоздать. Она торопилась и ругала себя вслух:

      – Вот тупица бестолковая, как ты могла о времени забыть?! Бестолочь! Попадет от мамы! Сама виновата!

      Сона влетела в музыкальную школу красная, запыхавшаяся и неопрятная. Юбка перекосилась набок, волосы торчали дыбом и, главное, макияж – он стал похож на боевую раскраску воина индейского племени.

      – Сона! – громко крикнула, свесившись с перил, Мария Степановна. – Сона, где тебя носит, несносный ты ребенок?

      – Я здесь, здесь! – на ходу снимая пальто и поправляя волосы, девочка уже взбегала на ступеньки.

      Здание было наполнено звуками музыки, доносившейся из разных классов. Мелодии разные, несвязные, и все вместе это превращалось в какофонию.

      – О господи! Что это с тобой? Ты понимаешь, что в таком виде только в цирк можно идти? Причем выступать, а не смотреть!

      Сона обиженными преданными глазами уставилась на своего педагога. Она обожала молодую Марусю, как за глаза называли ее все дети. Мария достала платок и принялась оттирать размазанные глаза и щеки.

      – Если спросят, скажи – плакала, поняла? Горе мое, давай. После Арминэ ты играешь.

      Сона подошла к классу и замерла. Там за дверью разливался Моцарт, унося на улочки Вены в далекий Золотой век.

      – Ну, давай. Готова? – Сона кивнула и вопросительно посмотрела на свою любимую Марусю. – Не-е-е-т, я не пойду, – замотала головой та. – Не могу, когда мои играют. Я жду тебя здесь. – И, легонько подтолкнув девочку, плотно