Между «Правдой» и «Временем». История советского Центрального телевидения. Кристин Эванс

первооснова строительства программы»169. В то время как газета обусловлена пространством и транслирует свои сообщения специально, телевидение ограничено часами, когда зрители могут его смотреть, и должно передавать свои сообщения во времени170. Таким образом, любое решение о том, что и когда включать в сетку вещания Первого канала, зависело от ряда других решений, касающихся отношений между производителями и потребителями культуры, того, какие группы зрителей важнее всего охватить и как лучше это сделать. Показательно, что круг проблем и вопросов, связанных с телевизионным расписанием, был назван на Центральном телевидении «программной политикой»; этот термин вызывает ассоциацию с «программой» в гораздо более широком смысле политической повестки или платформы.

      Фундаментальными вопросами о том, кому и как должно служить советское телевидение, сотрудники Центрального телевидения задавались начиная с середины 1960‐х годов171. Реформы Либермана – Косыгина, повысившие ответственность советских кинематографа и прессы перед аудиторией, переведя эти институты на самофинансирование (при котором продажа билетов или подписки стала важным источником дохода), на телевидение и радио не распространялись172. Тем не менее во второй половине 1960‐х годов Центральное телевидение все же было затронуто поднявшейся волной социологических исследований аудитории СМИ173. Оно приняло в них активное участие, широко применяя традиционные способы изучения аудитории, такие как анализ писем зрителей, и внедряя новые, такие как социологический опрос.

      Участие Центрального телевидения в исследованиях аудитории, а также попытка переосмыслить «программную политику» в условиях упадка оптимизма в период холодной войны привели к новому консенсусу относительно цели телевещания в советской системе, который нашел отражение в новом телевизионном расписании, разработанном в 1968–1970 годах. В этом расписании прямые политические и пропагандистские послания, казавшиеся зрителям и многим телевизионщикам скучными, невовлекающими, были выведены на периферию, а часы наиболее активного просмотра – по вечерам и в выходные дни – заполнились популярными развлечениями и новостями, призванными привлечь как можно большую аудиторию и если и влиять на нее, то лишь косвенно. Хотя сугубо пропагандистские программы с Центрального телевидения и не исчезли, к началу 1970‐х годов они все больше маргинализировались и выводились за пределы востребованных временных интервалов. Этот подход к сетке вещания Первого канала, выработанный в конце 1960‐х, сохранялся на протяжении всей брежневской эпохи.

      ВООБРАЖАЯ СОВЕТСКОГО ТЕЛЕЗРИТЕЛЯ

      Пересмотр Центральным телевидением отношений со своими зрителями в середине 1960‐х годов был лишь одним из этапов долгих обсуждений в среде советских журналистов и других участников медиаиндустрии о надлежащих отношениях между этими медиа и их аудиториями в революционном

169

Борецкий Р. Телевизионная программа: очерк теории пропаганды. М.: Ком. по радиовещанию и телевидению при Совете Министров СССР, ред.-изд. отдел, 1967. С. 143.

170

Борецкий Р. Телевизионная программа: очерк теории пропаганды. С. 141–142.

171

О зарождении ориентированной на аудиторию сетки вещания на Би-би-си в 1930‐х гг. см.: Scannell P. Radio, Television, and Modern Life: A Phenomenological Approach. Oxford: Blackwell, 1996. P. 9–10.

172

О влиянии косыгинских реформ на кинематограф см.: First J. From Spectator to «Differentiated» Consumer. О газетах см.: Huxtable S. In Search of the Soviet Reader.

173

First J. From Spectator to «Differentiated» Consumer. P. 332. Подробнее о «золотом веке» советской социологии, включая социологию СМИ, см.: Shlapentokh V. The Politics of Sociology in the Soviet Union. Boulder, CO: Westview, 1987; Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Жизнь 2-ая: эпоха Брежнева. М.: Прогресс-Традиция, 2001.