Кана. В поисках монстра. Роман Кожухаров

и Дороцкого, из Дубоссар, из Паркан, Протягайловки, Гиски, из Кицкан, Слободзеи. Отовсюду, короче.

      А вот в день нашего с папой пересечения громче всех кричал я. Брат говорил: стояла такая жарень, что даже в тени всё плавилось, и я всё не спал, голосил, и так достал брата, что ему хотелось заткнуть мне рот пеленкой или сделать еще что-нибудь, чтобы я, наконец, заткнулся, и еще ему хотелось залезть в какой-нибудь рефрижератор, и что трупаки ему были всё равно, а главное только – спастись от жары.

      Хотя, брат признавался, всё равно внутрь ни за что бы не влез, потому что мороженное чрево источало жуткое зловоние. Он именно так и говорил: зловоние. А я думаю, я так громко кричал, потому что просто меня очень мучила жажда.

      Мы пока с мамой были в роддоме, бабушка с братом ходила к моргу и рефрижераторам, искать отца. Бабушке ведь сообщили, что папа погиб, именно в тот день, когда я родился.

      Тут тоже необъяснимое. Позвонили бабушке из профкома авторефрижераторного завода. Нашего Парадизовского «Парефриза». Профком у них отвечал за ополчение. А папа два года уже как на «Парефризе» не работал. Он работал на бендерском «Приборе» и оттуда ушёл в ополчение. Он был командир отделения. Мама поэтому и не поверила. Говорила, что напутали они в своём авторефрижераторном профкоме. А в профкоме твердили, что именно он, что погиб и что в морге надо искать, что туда его отвезли.

      Думаю, тут вполне объяснимо. В ополчении он был бендерском, 2-й батальон, на позициях встретил, наверное, бывших коллег по «Парефризу». Скорее всего, в том пекельном бою на Суворова участвовали и парадизовские. Он, наверное, у них на глазах и погиб, и они его в морг вывозили.

      Бабушка с братом к рефрижераторам ходили как на смену – с утра и пока не стемнеет. В морге не было папы. И в рефрижераторах не было. То есть, как бы – нигде. Когда нас с мамой выписали, мы все вместе пошли. И сразу нашли. Мама нашла. Ну, почти сразу. Часа три они искали, а брат дежурил с коляской, ну, то есть, со мной.

      От морга до котельцового забора длился пустырь, высвобождая место для достаточного количества рефрижераторов. Брат говорил, что их за неделю прибавилось, то ли шесть, то ли больше. И в каждом прибавились трупы.

      Мама нашла. В самом первом от морга. Бабушка там уже раньше смотрела, когда ходила с братом.

      По пуговице папу опознали и по обуви. Он был в кроссовках «БОФ». Это значит «Бендерская обувная фабрика». Из материи, как бы замши, крашенной тёмно-синим. В таких кроссовках многие были. И тут – пуговица с красными нитками. А потом уже и другие приметы, родинки…

      Мама рассказывала: когда собирался он уходить, оторвалась на клапане пуговица, на заднем кармане брюк. Черные были брюки, а она пуговицу пришила красными нитками, и еще кипятился отец, что раз брюки и пуговица чёрные, то и ниткой надо пришивать чёрной и, что вот, как всегда, самого нужного в нужный момент в доме не оказывается, и есть почему-то красные нитки, а черных нет.

      А брат рассказывал, что бабушка потом всё не могла себе простить, что сына,