Атаман царского Спецназа. Юрий Корчевский

борт виден, а нос ладьи – в темноте. Скрытно, где ползком, где перебежками – в рощу; там определитесь, где лучше залечь. Предупреждать, я думаю, не надо – все в полной тишине. С Богом!

      Хлопцы по одному, забрав оружие, исчезли в темноте. Поднявшись, я направился к шкиперу – на ладье он был главным. Разбудив, рассказал обстановку. Шкипер был в возрасте, почти весь седой, и сразу понял ситуацию:

      – Хорошо, я подниму своих; оружие кое-какое имеется, будем судно защищать, коли прорвутся тати.

      – Большая просьба – тихо, скрытно, чтобы с берега раньше времени не увидели. Заподозрят чего – уйдут, но нападут в другом месте или большими силами. Надо здесь им укорот дать.

      – Купца, ну, Моше этого, предупредил?

      – Нет, чего человека волновать, будет стонать и охать почем зря.

      – Твоя правда. Будет туго – зови; у меня пара ребят – бывшие воины, помогут.

      – Договорились. Пусть твои люди за бортом хоронятся.

      – Знаю, не впервой, да сам видишь – жив пока. Удачи тебе!

      Я поднялся и, не таясь, играя роль часового, прошелся по судну, спустился на берег, прошелся вверх и вниз по течению. После неяркого света костра темень на берегу стояла кромешная, не видно ни зги. Набрал валежника, подбросил в костер. Сел лицом к костру, спиной к роще. Не очень грамотно, но придется рисковать. Надо сыграть роль простоватого и неосторожного члена команды, которому не повезло попасть на ночь в дозор.

      Раза два за ночь я вставал, обходил берег, набрав валежника, подбрасывал в костер.

      Время шло; на востоке небо посерело – скоро восход. Пора бы им и быть. Пока тихо. В роще крикнула какая-то птица. Я насторожился, обратившись в слух. Слева раздался тихий шорох. Довольно неожиданно. Я ожидал со стороны рощи. Хитер, подбирается со стороны корабля, видимо, прошел по берегу. Уж со стороны ладьи никакой дозорный ожидать нападения не будет.

      Шорох стих. Я понял – готовится к броску. Правой рукой я взялся за рукоять топора, что лежал на земле. Каким-то чутьем понял – пора. Резко вскочил и без замаха ударил топором. Кто-то приглушенно охнул от боли, но и по спине моей скрежетнуло железо.

      Сжимая в руке топор, я сделал пару небольших шагов вперед. Огляделся – нет ли еще кого? На земле передо мной лежал человек, из глубокой раны на боку толчками изливалась темная кровь. Сразу было видно – не жилец. Одним глазом – ага, вот почему упоминали Кривого! – он уставился на меня. Даже при скудном свете костра глаз пылал ненавистью и болью.

      – Твоя взяла, оплошал я чуток, – еле слышно прошептал он.

      – Сколько вас?

      В ответ одноглазый лишь сплюнул кровью, дернулся и затих. Черт! Не удалось «языка» взять, да и то ладно – сам живой остался.

      Я ощупал бок – рубашка распорота. Видимо, нож метнул, не предусмотрел, что я в кольчуге. Урод, только рубаху испортил.

      Пригнувшись, я кинулся в рощицу. После света костра видно было плохо. Где же мои? Кто-то схватил за руку, прошипел:

      – Свои, здесь мы, вон они, показались поверху.

      Я улегся и первым делом наложил