Так громко, так тихо. Лена Буркова

дожника за любезно предоставленные рисунки.

      © Лена Буркова, 2021

      © Лена Буркова, изменения, 2023

      © Наталья Патова, иллюстрации, 2023

      © ООО «Издательство «Лайвбук», 2023

      Первая

      Понедельник

      В шесть утра гремит будильник.

      Я резко просыпаюсь с мыслью: проклятая работа.

      Чищу зубы с мыслью: проклятая работа.

      Закидываю в себя бутерброд с мыслью: проклятая работа.

      Выхожу в темноту снулого двора, глядя на неровности асфальтового покрытия. На мятые окурки. На обрывки полиэтиленовых пакетов. На следы стертой резины.

      Переступаю.

      Чувствую между позвонками ключ.

      Трещит. Крутится. Обеспечивает бесперебойное функционирование механизма. Прокладывает путь к автобусной остановке. Вскидывает правую руку, заставляя маршрутку номер девять экстренно затормозить.

      – Проходим! Проходим! Не задерживаем рейс!

      Прохожу в обшарпанный салон.

      Не задерживаю рейс.

      Горстью монет оплачиваю дискомфортное путешествие.

      Окутанная запахом топлива, табака и мокрой обшивки, впиваюсь когтями в желтый поручень, в рассадник чесотки и лишая. Болтаюсь из стороны в сторону, словно тряпка в незакрепленной центрифуге. Тычу локтями, коленями, копчиком в лица мужчин, старательно изображающих дрему, дрыгающих ступнями под ревущий из динамиков шансон, отбивающих ритм мозолистыми пальцами.

      – От старого кладбища до метро – глухая пробка, – осаживает ржавого коня водитель.

      Облегченно вздыхаю.

      – Дык давай через дворы, брат! – тут же просыпается брат брата.

      Втянув живот, вальсирую к выходу.

      – Оно нам надо – в стояк тащиться?

      Прыгаю со ступеньки в широкую лужу и оставшиеся два километра топаю пешком.

      Начинает светать.

      Город-миллионник отряхивается от ночи, как цепной чумазый пес.

      Голуби, отдыхающие на гудящих линиях электропередач, глядят на меня и на других пехотинцев – злых, укутанных в куртки и пончо, в шапки и платки, в хандру и депрессию, – свысока: мол, какие же недалекие эти двуногие особи, гробят единственную и драгоценную жизнь свою ради бумажек, ради грызни с такими же кожаными сосудами. Вороны насмешливо поддакивают: да-да-да-рр, ду-рр-аки, да-да-да-рр, не-веж-ды. Я открываю рот, чтобы присоединиться к единодушным птичьим возгласам, чтобы всласть посмеяться над болванами, как вдруг вспоминаю о своей человеческой сущности и скучности.

      Сокрушаюсь.

      Ущемляюсь.

      Захлопываюсь.

      – Мерзкие существа! – шипит подбитый едкой миной однополчанин. – Мерзкое утро! Мерзкая контора! Да гори оно все синим пламенем!

      Раненый боец круто разворачивается – и, костеря понедельник, уползает с передовой. Встречные солдаты почтительно расступаются: однажды и нас сцапает нервный срыв, однажды и мы станем жертвами грандиозного припадка, быстрей бы, а?

      Преодолев окопы и впадины, оставив неоперенных сослуживцев позади, добираюсь наконец до зебры и – на красный свет светофора, игнорируя машины, мотоциклы, велосипеды, – автопилотом вливаюсь в русло невыспавшихся трудяг.

      Би-и-ип! Дры-ы-ынь! Пешеходы, вы что – в край очумели?!

      Отдышавшись после внепланового спринта, толкаю стеклянные двери метрополитена: здравствуйте – траншея – блиндаж – металлоискатели – система распознавания лиц – платформа – жители злосчастного Вавилона, ругающиеся на всех языках постсоветского пространства, – и с третьей попытки захожу в вагон, в варево обездвиженных и обезличенных созданий.

      Фыркая и захлебываясь лацканами, герметизируются автоматические двери.

      – Эй!

      Вдох. Подтягиваюсь.

      – Осторожно!

      Выдох. Уплотняюсь.

      – Не пихайтесь!

      Асфиксия. Утрамбовываюсь.

      Приспособившись к внешней среде, акклиматизировавшись с помощью неизбежной мутации, включаю режим энергосбережения.

      Время в пути до точки Б, до места, в котором мне не место, – 37 минут.

* * *

      В точке Б, в корпусе 2, в кабинете 510 – яркий суррогатный свет. Высокий потолок. Гигантские окна с закрытыми жалюзи.

      Неподдельная атмосфера аквариумной изолированности.

      Что происходит на улице: дождь или снег? мир или война? да какая, в сущности, разница?

      Плавники выпрямлены. Рот сжат. Чешуя отполирована до стерильной чистоты.

      Сосредоточенность.

      Напряжение.

      Унификация.

      Со всех сторон таращатся огромные и страшные люди.

      На маленькую меня.

      Большой-не-друг-ты-мне, он же руководитель учреждения,