Мой друг Сибирцев. Виктор Вучетич

в темноте катанки, сердито сморкался. – И чего им, к черту, не спится?.. Ты вот собирайся давай. Портки-то надень, не за мной, поди, пришли…

      Хлопнула дверь, и Сибирцев вздрогнул, почуяв морозную струю воздуха, хлестнувшую по пяткам. Быстро одеваясь, он услышал сердитый окрик хозяина, и Буран вмиг смолк, полагая, что честно отработал свою кормежку. Потом загремели засовы, пронзительно завизжали петли отворяемой калитки и раздались быстрые, хрупающие шаги. Забухали сапоги в холодных сенях – это пришедший сбивал снег, много его нынче в Иркутске. Снова хлопнула дверь, впустив клубы ледяного пара, и вошли хозяин с Шумковым, закутанным до глаз в желтый башлык.

      – Ждраштвуйте, Михаил Александрович, – с трудом проговорил Шумков, обеими руками оттягивая край башлыка, застекленевшего на морозе, – шичаш… – С трудом развязал узел, откинул концы башлыка на спину и тяжело сел на лавку.

      – Здоров, – с легкой иронией отозвался Сибирцев. – Чего это ты, брат, расшумелся, а? Всю, понимаешь, улицу согнал с печи, всех соседей переполошил. Опять небось говорят, в милиции чепе, коли среди ночи своих собирают.

      – Виноват, Михаил Александрович, бежал, – с готовностью подтвердил Шумков, но видно было, что нисколько он себя виноватым не считает, хотя бежал – это точно. – Товарищ Евстигнеев велел передать срочно явиться. Серьезная беда, Михаил Александрович.

      – Что за беда? – отрывисто бросил Сибирцев и поднес лампу к самому лицу Шумкова. – Говори, можно, – он кивнул в сторону хозяина.

      Шумков поморгал ресницами и шмыгнул носом.

      – Творогова привезли, – сказал он наконец.

      – Как привезли? В каком смысле привезли? – Сибирцев вонзил взгляд в Шумкова, и тот отвел глаза.

      – В гробу привезли… Сотников…

      – И Сотников? – воскликнул Сибирцев.

      – Нет, Сотников привез, – поправился Шумков, снова шмыгнул носом и утерся рукавом худой своей шубейки.

      «Совсем мальчишка, – глядя на него, тоскливо подумал Сибирцев и тяжело опустился на лавку. – Как же так? Что ж это ты, Творогов?..»

      Замерла огромная, во всю стену, тень хозяина. Сибирцев смотрел на нее и тщетно старался поймать какой-то ускальзывающий вопрос, какую-то важную мысль.

      – Нынче привезли, – снова заговорил Шумков. – Вот как вы ушли… Товарищ Евстигнеев велел дать вам маленько поспать, а теперь вот, значит, послал.

      Сибирцев нагнулся, стал шарить под лавкой. Шевельнулся хозяин, достал из припечка сапоги с обернутыми вокруг голенищ портянками, подал Сибирцеву.

      – На-ко, Лександрыч. Я их тут поставил. Теплые.

      Сибирцев кивнул благодаря, начал закручивать портянки, натянул сапоги. Медленно прошел в свой закуток, надел куртку, сунул в карман кисет и спички, перекинул через плечо ремень маузера. Вернувшись, увидел запавшие скорбные глаза хозяина.

      – Вишь, какая беда, дядя Семен…

      Хозяин участливо покивал, спросил:

      – Может, хоть пожуете чего? Надолго, поди?

      – Да ведь кто знает…

      – Тады погодь малость, –