Синие горы. Елена Чубенко

испорченные листы фотобумаги, на обороте которой она с удовольствием рисовала лица своих соседок, а на память – бабушкино лицо. А первым делом написала письмо домой, маме и бабушке, чтобы сильно не переживали. «В гости ко мне не надо, всё хорошо. Еды хватает. А в палаты сильно не пускают, ворчат», – приписала в конце. Больно уж не хотелось, чтобы мама и бабушка увидели её, беспомощно лежащую на этих досках и сиротски тощем матраце. Будут потом слёзы лить. Письмо сходила и сбросила в почтовый ящик тётя Нэлля, у которой были с собой конверты. Оказывается, лежала она уже второй раз. А переломы получала, падая в приступе эпилепсии. Разговорилась как-то вечером:

      – Да, девки. Такая вот беда со мной. Завалюсь, так не пугайтесь, медбратьев зовите, – грустно улыбнулась она. – Три месяца ходила с одной рукой. Выписалась, две недели дома побыла, а тут снова приступ. Упала и сломала вторую. А ещё говорят, что бомба в одну воронку не падает. Падает, ещё как! Потому я тут все ходы-выходы знаю, куда сходить, кого спросить. Как родная тут стала. Конверты, открытки и с 7 Ноябрём, и с Новым годом заодно беру – мало ли когда лихоманка опять затреплет.

      Тот ужас, что возник у Вари в первые часы от аварии, от звучания диагноза, от мрачных перспектив и внезапно обрушившихся планов и надежд, стал проходить. В больнице увидела, что травмы бывают куда страшнее, случаются и у старых, немощных людей. А самая страшная, изломанная судьба была в седьмой палате – подключенная к бесчисленным проводкам и аппаратам девчонка с забинтованной головой, о которой как-то рассказал врач. Её мать все эти дни была рядом, порой приходила и в 14-ю палату, мыла полы, повторяя: «Выздоравливайте, ради бога».

      И получается, у Варюхи ничего особо страшного не случилось, и впереди целая жизнь. Будто бежала-бежала и запнулась. Упала. Лежит на земле, и вот-вот встанет, понесётся дальше. А самое главное, поняла, что добрые, участливые люди есть везде, и в больнице тоже.

      Вездесущая тётя Нэлля вечером строго спросила:

      – Варька! У тебя когда стул был?

      – Какой стул? – прикинулась непонимающей Варя.

      – Не дури! Человечий стул! Вот тебя ни разу не футболила.

      – Я ещё маленько потерплю.

      – Сколько дней ты терпишь? У тебя там заворот кишок произойдёт, доиграешься.

      – Не произойдёт. Я мало ем.

      – На клизму напрашиваешься? – не унималась Нэлля. Клизма была всеобщим пугалом. Мало того, что и в хорошей-то ситуации естественный процесс проходил в обществе, так в случае клизмы ещё и при помощи дюжих санитаров или медбратьев. А в случае с бабой Надей это был вообще концерт. Но ещё страшнее была угроза:

      – Вот твой медбратик-то обрадуется.

      Вечером, при очередном «пристёгивании» к кровати, Варюха постаралась выгнуться еле заметным мостиком. Как только медбратья ушли, опустила спину на матрац. Под «ремнём» оказалось свободное пространство. Пока остальные засыпали, Варюха представляла, как ей ставят клизму, и умирала от стыда. Дождавшись, когда все уснули, поползла к изножью постели,