все те же два лица. Остается упомянуть еще о двух списках под № 91 и № 3, где является одно лицо Давыд Осеевич или Васильевиць, отвечающее на предложенные вопросы. Итак, заключительная часть вступления, допуская изменения в названиях лиц, говорящие о свободе эпического творчества, в то же самое время в значительном большинстве случаев оставляет беседующими двух лиц. В этом устойчивом факте я позволяю себе видеть уже книжную основу, затемненную, впрочем, различным наименованием этих лиц до того, что в данном случае сквозят лишь намеки на эти книжные устои. Народная фантазия позволяла себе в данном случае некоторого рода свободу, пользуясь тем, так сказать, простором, который является обычным условием народных эпических вступлений. Вслед за вступлением непосредственно следуют вопросы и ответы по космогонии, созданию человека и каст. Эти космогонические вопросы встречаются во всех списках, за исключением одного под № 85, где этих вопросов совсем нет. И в этой части стиха о Голубиной книге замечается некоторое разнообразие. Так, большинство списков представляет одну лишь космогонию без создания человека и каст. Таких списков 12 (см. № 77, 78, 79, 83, 84, 87, 88, 89, 91, 1, 2 и 3); в четырех списках под № 80, 81, 4 и 5 находится космогония без создания человека, но создание каст есть. И, наконец, в остальных четырех под № 76, 82, 86 и в списке Уварова – полная космогония с созданием человека. Это разнообразие может скорее говорить о редакциях стиха, нисколько не умаляя значения этой части в составе стиха о Голубиной книге. Итак, повторяясь во всех списках стиха о Голубиной книге, эта космогоническая часть стиха есть, несомненно, существенная часть Голубиной книги, которая, не изменяясь в главном, могла, очевидно, по разным спискам упрощаться или осложняться. За космогоническими вопросами и ответами следуют вопросы о первенстве или старейшинстве предметов в мире. Эта часть стиха о Голубиной книге есть также существенная часть этой книги, так как, за исключением единственного списка под № 90, встречается во всех остальных списках и притом неизменно в главных своих чертах с самыми незначительными вариациями в мелочах, которые наблюдаются отчасти в перестановке предметов, отчасти в названиях этих первенствующих и старейших предметов в мире. Далее в стихе о Голубиной книге идет сон о Правде и Кривде. Этот сон встречается в большинстве списков, и нет его лишь в списках под № 79, 85, 89, 90 и 91, который равняется № 2‐му Варенцова. Разнообразие, замечаемое в том, что в иных списках Правда побеждает Кривду, а в иных Кривда одолевает Правду, а также и в том, что Правда и Кривда являются под разными образами, то двух зайцев – белого и серого, то двух лютых зверей, то, наконец, двух юношей, есть опять-таки признак редакций стиха и не касается существа и значения этой части стиха о Голубиной книге. По существу своему она есть также необходимая часть книги Голубиной и повторяется неизменно в основной своей идее в большинстве списков. Остается еще указать на сон о древе, который встречается лишь только в двух списках под № 81 и № 4, а в остальных списках стиха о нем нет никаких намеков. Очевидно пока,