Контрабандист. Михаил Тырин

не запрещали перемещаться по катеру, только не очень-то хотелось. Выбравшись в коридор, запросто можно было состыковаться лицом с вонючими носками какого-нибудь пролетающего мимо члена экипажа.

      Весь полет я торчал в своей каморке, страдая от невесомости и утешая себя мечтами о том, какую колоссальную пьянку устрою, когда выберусь из передряги. Заняться было совершенно нечем. Спиртного на судне не держали. Книг – тем более. Первое время я пытался развлекаться с помощью блокнота, но и фильмы, и игры почему-то вызывали только сонливость.

      Избытком свободного времени страдал не только я, однако остальные приноровились убивать это время самым безжалостным образом. Я наблюдал, как это происходит. Парни слетались в кучу где-нибудь под потолком боевой части, и начиналось:

      – А помните, как Бивень ту бабу уговаривал на сторожевой вышке?

      – Га-га-га!

      – А помните, ревизора искупали в борще?

      – Га-га-га!

      – А помните…

      Еще они возились с виртуальными подружками. Я частенько видел, как кто-нибудь зависал в любом углу с маленькой коробочкой и, глуповато улыбаясь, разговаривал с мультяшной девушкой на экране. Образы девушек и речевые модели создавали специально обученные психологи, поэтому пустые диалоги затягивали этих парней на многие часы:

      – А я красивая?

      – Ага…

      – А тебе нравятся только красивые?

      – Да всякие.

      – Но красивые больше?

      – Ага.

      – А я красивая?..

      Контактировать с экипажем не хотелось категорически. Я встречал их только в столовой. В первый день ко мне подсел парень, которого здесь все звали Крэк. Он имел грубую мужиковатую физиономию, маленькие, если не сказать, крохотные глаза и морщинки у рта от постоянной презрительно-недоверчивой усмешки.

      Он несколько минут пытливо разглядывал мою забинтованную башку, потом с подозрением спросил:

      – А ты случайно не еврей, бля?

      – Если надо, могу побыть евреем, – осторожно ответил я.

      Он помолчал, с сомнением глядя на меня, потом спросил, указав глазами на мою тарелку:

      – Будешь жрать?

      Он имел в виду ломтик редьки, который выдавался с каждой порцией пищи. Меня забавляла эта странная традиция на военных судах: на завтрак, обед и ужин обязательно какой-нибудь овощ. Не спелый помидор, конечно, а что легче сохранить: редька, морковка, репа.

      – Кушай на здоровье, – кивнул я, и больше мы с ним особо и не разговаривали: о чем мне говорить с этим одноклеточным? Но почему-то в столовой он теперь выбирал место рядом со мной. Может, из-за дополнительной дозы редьки с морковкой, которые отныне я ему жертвовал?

      Могу еще добавить, что в своем канцелярском костюмчике я тут постоянно мерз. И вдобавок выглядел как пугало.

      Мне следовало подумать, как объясняться с полицией по возвращении на Землю, но эти депрессивные мысли я всякий раз откладывал на потом. И без того было тошно. Придет время – выкручусь, не все еще потеряно.

      Незадолго до выхода из нуль-канала