О литературе, революции, энтропии и прочем. Статьи и заметки. Евгений Замятин

одинаково не питаю особого пристрастия ни к жандармам, ни к мясникам, ни к ученым, ни к писателям, ни к молодежи. Фирму и ярлык – считаю предрассудком. Мое святая святых – это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновение, любовь…»

      У реалистов, по крайней мере, у старших – есть религия и есть Бог. Эта религия – земная, и этот Бог – человек. Замечательное совпадение Горького и Чехова.

      «Человек – вот правда. В этом все начала и все концы. Все в человеке и все для человека. Существует только человек».

      «Человек должен сознавать себя выше львов, тигров, выше всего существующего в природе, даже выше того, что непонятно и кажется чудом. Мы – высшие существа, и если бы познали в самом деле всю силу человеческого гения – мы стали бы как боги».

      Нет мистицизма.

      В творчестве Чехова искусство изображения быта, изображения земли – достигло вершины. Уже дальше, как будто, некуда и идти.

      Но дальше случилось то же самое, что около этого же времени случилось в области техники. Техника железнодорожного сообщения достигла высокой степени, поезда стали ходить 150–200 верст в час. Но человечеству оказалось этого мало – оно поднялось от земли и стало летать на аэропланах по воздуху. Пусть первые аэропланы были неуклюжи, пусть кувыркались на землю – но это была революция в развитии способов передвижения. Это был шаг вперед.

      В начале XX века русская литература очень решительно отделилась от земли: появились так называемые символисты. Вспомните то, что я раньше говорил о диалектическом методе развития, и вспомните этот самый грубый пример относительно Адама. Сперва развивалось тело, земля, быт, развилось до конца. Теперь начинает развиваться дух, начинает развиваться начало противоположное, революционное по отношению к телесности, земле.

* * *

      Начало – еще в Чехове. Затем – Андреев.

      Символисты – Федор Сологуб, Андрей Белый, Гиппиус, Блок, Брюсов, Бальмонт, Андреев, Чулков, Вячеслав Иванов, Минский, Волошин – определенно враждебны земле, быту.

      «Какой быт? Нет никакого быта. Завязаны все завязки, и развязаны все развязки. Есть только одна вечная трагедия – Любовь и Смерть – и только она одна одевается в разные одежды».

      «Быть с людьми – какое бремя».

      NB. Сначала Андреев (Некто, Человек).

      У Сологуба в его романе «Навьи чары» и в целом ряде других его вещей всегда рядом два типа, два образа: Альдонса и Дульцинея; Альдонса – бабища румяная и дебелая, это – грубая земля, ненавистная писателю; и Дульцинея – прекрасная и нежная, это – воздух, мечта, которой Сологуб живет и которой нет на земле.

      Стихи Александра Блока – целые тома его стихов – об одном: о Незнакомке, о Прекрасной Даме, о Снежной Деве. И это, в сущности, то же самое, что Дульцинея Сологуба. Блок ищет свою Прекрасную Даму по всей земле, и кажется – уже вот нашел. Но приподнимает покрывало – оказывается, не Она, не Прекрасная Дама. Прекрасной Дамы Блока не найти на земле.

      И у Сологуба, и у Блока речь идет, конечно, не только