Моя жизнь. Том I. Рихард Вагнер

фоном для моего замысла, направленного специально против пуританского лицемерия, на смелую защиту «свободной чувственности»: серьезный шекспировский сюжет я понял только в этом смысле. Я видел сурового, морально строгого штатгальтера, воспламенившегося страстной любовью к прекрасной послушнице, когда та, умоляя помиловать приговоренного к смерти за любовный проступок брата, заразила его прекрасным жаром своего человеческого чувства и раздула в нем, непреклонном пуританине, гибельное пламя.

      Что у Шекспира эти мощные мотивы богато разработаны лишь для того, чтобы тем серьезнее потом взвесить их на весах справедливости, для меня не имело никакого значения. Мне было важно вскрыть греховность лицемерия и неестественность сурового суда морали. Поэтому я совершенно оставил в стороне Шекспира и навлек на лицемера наказание мстящей за себя любви. Из сказочной Вены я перенес действие в столицу знойной Сицилии, где немецкий штатгальтер, возмущенный непонятной ему свободой нравов населения, приступает к проведению пуританской реформы, в которой терпит жалкое поражение. Вероятно, здесь до некоторой степени не обошлось без влияния «Немой из Портичи»[217], а также и воспоминаний о «Сицилийской вечерне»[218]. И когда, поразмыслив, я замечаю, что моя композиция не избежала влияния и кроткого сицилианца Беллини, то не могу удержаться от улыбки по поводу этого удивительного своеобразного qui pro quo[219].

      Пока это был только набросок. Необходимые этюды с натуры я собирался написать в течение нашего радостного путешествия в Богемию. Я с торжеством вез моего друга в Прагу, чтобы дать ему пережить те впечатления, которые так живо волновали меня там. Мы нашли прелестных приятельниц в самой Праге, так как смерть старого графа Пахты повлекла за собой существенные изменения в жизни семьи, и осиротевшие девушки более не посещали Правонин. Я вел себя развязно и задорно, выражая в этой своеобразной форме мести те горькие ощущения, какие я некогда пережил, покидая этот дом. Мой друг был принят хорошо. Изменившиеся обстоятельства все определеннее побуждали милых девушек торопить свою будущую судьбу, и богатый бюргер, если он только не был купцом и имел родовое состояние, казался заботливой матери достаточно хорошей партией. Не обнаруживая и не ощущая ни малейших признаков злобы, я проявлял удовольствие по поводу переполоха, вызванного появлением Теодора, самыми веселыми, сумасбродными выходками и шутками.

      Молодые девушки никак не могли понять, почему я так поразительно изменился: не было больше ни готовности спорить, ни неистовой страсти поучать и обращать в свою веру, ничего того, чем я прежде так назойливо докучал им. Но и разумного слова от меня нельзя было добиться, и они, склонные в настоящий момент серьезно обсудить многое, получали в ответ лишь самые несуразные дурачества. Расшалившись, я бесцеремонно позволял себе всякие вольности, по отношению к которым они чувствовали себя бессильными. Мое задорное настроение повысилось

217

«Немая из Портичи» (La muette de Portici), пятиактная опера французского композитора Даниэля-Франсуа-Эспри Обера (см. ниже). Была написана в 1828 г. и считается первой оперой, принадлежащей к жанру «большой оперы» (см. ниже).

218

“Сицилийская вечерня» – национально-освободительное восстание, поднятое на Сицилии 30 марта 1282 г. против власти Карла Анжуйского, брата французского короля Людовика Святого. Сигналом к восстанию послужил колокольный звон, призывающий верующих на вечернюю службу – отсюда и название. Анжуйская ветвь Дома Капетингов находилась у власти с 1268 г., после утраты потомками Сицилии и Неаполя. Вождем восстания и последовавшей за ним национально-освободительной войны был Джованни ди Прочида (da Procida; ок. 1225 – ок. 1299), бывший врач Фридриха II и его сына Манфреда. В ходе войны сицилийцы были вынуждены обратиться за помощью к Арагонской династии, власть которой с тех пор утвердилась на Сицилии. Война закончилась в 1302 г.

В 1855 г. Дж. Верди написал одноименную оперу на этот исторический сюжет.

219

Букв. «кто вместо кого» (лат.), путаница, недоразумение, заключающееся в том, что одно лицо или понятие принято за другое.