Капитан Сорвиголова. Луи Буссенар

не бойся и старайся парировать удары.

      Вокруг столпились офицеры всех родов оружия, с любопытством ожидая зрелища, жестокость которого не может сравниться ни с чем.

      Прозвище «Сорви-голова» не сходило с их уст, но произносилось оно без ненависти, скорее с оттенком сочувствия, к которому примешивалась известная доля уважения.

      – Сорви-голова! Так это Сорви-голова?.. Бедный парень!

      – Смотрите, да он совсем и не боится. Ну и храбрец!

      – Хотите пари, Руссел? – предложил майор. – Ставлю десять фунтов, что этот мошенник пустится наутек, как лисица от гончих, и его с одного маху подколют чуть пониже спины.

      – Идет! – смеясь, ответил драгунский офицер. Взвод стоял в двухстах метрах.

      – Колоть! – проревел сержант. – Вперед!

      И взвод помчался бешеным галопом…

      На Жана Грандье несся ощетинившийся пиками, сверкавший сталью смерч людей и коней.

      Сорви-голова заслонил ранцем грудь и, крепко упершись расставленными ногами в землю, ждал удара.

      И удар не заставил себя ждать. Ужасный удар!

      Сорви-голова почувствовал, что его буквально подбросило в воздух, он два или три раза перекувырнулся и тяжко рухнул на землю.

      Его левое плечо было изодрано, правая рука сильно кровоточила. Но все же ранец отвел и ослабил удары, направленные в грудь.

      Под крики «ура» уланские кони молнией пронеслись мимо, даже не задев Жана.

      – Вы проиграли, Колвилл! – воскликнул капитан Руссел. – Этот мошенник ведет себя неплохо.

      – Подождем, – с холодной ненавистью ответил майор.

      Оглушенный падением и тяжело дыша, Сорви-голова с трудом встал и поднял свой разодранный ранец.

      Он был намерен бороться до конца, а уланы не теряли даром времени: проделав быстрый поворот, взвод перестроился.

      Снова раздалась команда сержанта:

      – Колоть! Вперед!..

      Первоначальное сострадание сменилось у них нездоровым любопытством. Вид крови пробуждал в человеке зверя.

      Сорви-голова выпрямился усилием воли и крикнул:

      – Трусы! Подлые, низкие трусы!.. – и снова упал, сбитый сокрушительным ударом.

      Против всяких ожиданий, ранец и на этот раз защитил его. Впрочем, уланы сами, рисуясь своим мастерством, старались попадать пикой только в импровизированный щит. Все, что было за ранцем, для них не существовало, они видели в Жане лишь осужденную на казнь жертву.

      Несчастный мальчик совсем разбит. Одежда его изодрана в клочья, тело изранено. Он едва поднимается. Его ноги дрожат и подгибаются, его налившиеся кровью глаза потускнели, а шум в ушах заглушает ироническое «ура» англичан. Ослабевшие руки уже не в силах поднять защищавший его до сих пор ранец.

      Он понял, что все для него кончено, что спасенья нет; сейчас он будет растоптан безжалостным зверьем. Но у него хватило еще силы выпрямиться, скрестить на груди руки и с гордо поднятой головой, мужественно повернуться лицом навстречу уланскому взводу.

      Мысленно он простился с жизнью, которая