Плач по тем, кто остался жить. Сергей Юрьев

тут жаловаться, скрыл или не скрыл, а шило вылезло из мешка. Ссылаться на удалого делопроизводителя, просто так (или не просто) приукрасившего биографию, – это было не повзрослому.

      Поэтому в штабе дивизии шушукались, а иногда и спорили, Иголкин ходил, сияя, а оба полковых уполномоченных Особого отдела делали непроницаемые лица. Слово «покерфэйс» в стране не было широко известно, а потому «непроницаемые».

      Когда на следующий день капитан пришел сдавать Гусеву партбилет, к нему никто не подошел. Впрочем, он особо не нуждался в словах утешения. Николай Семенович думал пока о другом. А именно о комбриге Михаиле Иосифовиче Зюке, что являлся командиром и комиссаром дивизии – что он решит насчет его дальнейшей службы.

      Занятие этих двух должностей сразу означало, что командир-комиссар пользуется таким политическим доверием, что не нуждается в надзоре политического комиссара за собой.

      Понятие немного устарело, особенно в свете борьбы с оппозицией, но оно, кстати, уже отживало свое.

      Михаил Иосифович, как активный оппозиционер, тоже засиделся на ответственной должности, но его время наступило в августе. Только об этом еще никто в городе Полтаве не догадывался.

      Пока же Гусев принял партбилет и повел Николая Семеновича к комдиву.

      До этого они не встречались, если не считать присутствия на одних и тех же мероприятиях, вроде праздников.

      Михаил Иосифович был чрезвычайно темпераментным человеком и своей непосредственностью частенько вводил в шок ее зрителей.

      И сейчас он не изменил себе. Николай Семенович ждал решения об увольнении с позором и долгого поминания своих грехов. А вышло коротко и мощно.

      – Ну что, товарищ Гусев, он признался, что у белых служил?

      – Да, товарищ комбриг, все так, как в меморандуме писалось.

      Товарищ Гусев любил использовать умные и иностранные слова.

      – Ну-ка, выйди из-за спины начальника политотдела.

      Николай Семенович вышел.

      И был со знанием дела изруган скверноматерными словами. За трусость и сокрытие.

      – И что ты, капитан, дальше делать собираешься вот посл… (еще несколько таких же слов)?

      – Да я, товарищ комбриг, на курорт собирался ехать, путевка уже есть…

      Но теперь…

      – Товарищ Гусев, пусть этот… (дальше снова последовал залп характеристик скверноматерного характера) едет на курорт, как собрался, к … матери (мать Николая Семеновича была тоже охарактеризована очень скверно). А потом подумаем, что с ним делать.

      Зюк развернулся и пошел к столу, сделав знак, что беседа закончена.

      Удивленные Гусев и капитан ретировались.

* * *

      Вообще, лето этого года в еще не областном городе было каким-то чреватым. Слово «чреватое» употреблено в старом значении, когда-то так говорили о беременных. Так вот и тут – никто не знал, что будет, но многие ощущали, что нечто грядет.

      Ожидается – неясно, что и где.

      Только слышится негласно: «Быть беде».

      Кому