Фома Гордеев. Максим Горький

вновь с сожалением протянул: – А я думал, что ты то-о-же разбойник…

      – Я тебе говорю – торговец я! – внушительно повторил Игнат, и в его взгляде на разочарованное лицо сына было что-то недовольное, почти боязливое…

      – Как дедушка Федор, калачник? – подумав, спросил Фома.

      – Ну вот, как он… только богаче я, денег у меня больше, чем у Федора…

      – Много денег?

      – Ну… и еще больше бывает…

      – Сколько у тебя бочек?

      – Чего?

      – Денег-то?

      – Дурашка! Разве деньги бочками меряют?

      – А как же? – оживленно воскликнул Фома и, обратив к отцу свое лицо, стал торопливо говорить ему: – Вон в один город приехал разбойник Максимка и у одного там, богатого, двенадцать бочек деньгами насыпал… да разного серебра, да церковь ограбил… а одного человека саблей зарубил и с колокольни сбросил… он, человек-то, в набат бить начал…

      – Это тебе тетка, что ли, рассказала? – спросил Игнат, любуясь оживлением сына.

      – Она, а что?

      – Ничего! – смеясь, сказал Игнат. – То-то ты и отца в разбойники произвел…

      – А может, ты был давно когда? – опять возвратился Фома к своей теме, и по лицу его было видно, что он очень хотел бы услышать утвердительный ответ.

      – Не был я… брось это…

      – Не был?

      – Ну, говорю ведь – не был! Экой ты какой… Разве хорошо – разбойником быть? Они… грешники все, разбойники-то. В бога не веруют… церкви грабят… их проклинают вон, в церквах-то… Н-да… А вот что, сынок, – учиться тебе надо! Пора, брат, уж… Начинай-ка с богом. Зиму-то проучишься, а по весне я тебя в путину на Волгу с собой возьму…

      – В училище буду ходить? – робко спросил Фома.

      – Сперва дома с теткой поучишься…

      И скоро мальчик с утра садился за стол и, водя пальцем по славянской азбуке, повторял за теткой:

      – Аз… буки… веди…

      Когда дошли до – бра, вра, гра, дра, мальчик долго не мог без смеха читать эти слоги. Эта мудрость давалась Фоме легко, и вот он уже читает первый псалом первой кафизмы Псалтиря:

      – «Бла-жен му-ж… иже не иде на… со-вет не-че-сти-вых…»

      – Так, миленький, так! Так, Фомушка, верно! – умиленно вторит ему тетка, восхищенная его успехами…

      – Молодец Фома! – серьезно говорил Игнат, осведомляясь об успехе сына… – Едем весной в Астрахань, а с осени – в училище тебя!

      Жизнь мальчика катилась вперед, как шар под уклон. Будучи его учителем, тетка была и товарищем его игр. Приходила Люба Маякина, и при них старуха весело превращалась в такое же дитя, как и они. Играли в прятки, в жмурки; детям было смешно и приятно видеть, как Анфиса с завязанными платком глазами, разведя широко руки, осторожно выступала по комнате и все-таки натыкалась на стулья и столы, или как она, ища их, лазала по разным укромным уголкам, приговаривая:

      – Ах, мошенники… Ах, разбойники… где это они тут забились?

      Солнце ласково и радостно светило ветхому, изношенному телу, сохранившему в себе юную душу, старой жизни,