Чудная Деревня. 1. Начало. 2. Скользкие вершины. 3. Русалочье озеро. Татьяна Анатольевна Нурова

бимым и рос только в полной семье. Семье где есть, и папа с мамой, дедушка с бабушкой в одном большом доме, да еще можно брата или сестру и парочку любимых животных, ну это по выбору. Мечтала об этом уже даже когда стала взрослой и благополучной дамой. Хотя понимала это глупо, всеобщего счастья не бывает. Но все равно хотела семью в которой душевно и тепло и все любят друг друга.

      Так уж получилось, я не была любимым ребенком, а залетным как сейчас говорят или нежеланным, только кто же виноват в этом. Обычное дело, девушка забеременела и парню пришлось жениться. Иногда такие семьи живут всю жизнь и довольно счастливо, привыкают друг к другу и идут по жизни вместе. Может иногда и мечтают о разводе, но тянут лямку совместной жизни ради… детей, дома, престижа – нужное подчеркнуть. Но гораздо чаще такие семьи прожив короткое время с облегчением разбегаются стараясь забыть свою семейную жизнь как страшный сон. Родители мои поженились совсем молодыми не знаю, как они жили вместе плохо или хорошо я была слишком мала, что бы это помнить. Но разбежались они быстро и с явным облегчением друг от друга, а я осталась с мамой как упрек не состоявшейся семье, обузой. Может поэтому и росла как сорная трава, замкнутая и нелюдимая, самостоятельная и никому не нужная обычная девочка. Это не жалость к себе. Не знаю уж почему, но я воспринимала все это спокойно уже тогда понимая я ничего не могу изменить. Пыталась по-детски наивно стать нужной матери помогая ей во всем и стараясь выполнять все ее требования, вести себя как ей хочется. Не понимая простого что бы не сделала я ей не нужна. Мне хотелось ласки обоих родителей, но мать была вечно занята, а отец исчез из моей жизни сразу же как они только расстались. Отец мелькнул пару раз в нашей квартире после развода, разругался с матерью и твердо решил на своих отцовских правах больше никогда не настаивать. Первое время я очень скучала по отцу,– не понимая почему он просто выкинул меня из своей жизни, за что? Я то ведь с ним не разводилась и тем более не ругалась. Мне так хотелось, что б он пришел и взял на руки обнял, прижал к себе. Через какое-то время я поняла совсем не помню его лица. Каждый раз при попытке вспомнить отца передо мной вставал только темный высокий силуэт далекий и бесконечно чужой. После развода мои родители разменяли трехкомнатную огромную квартиру в центре Тамбова на две однокомнатных на противоположных окраинах города. Подальше друг от друга, что бы уж точно не встретиться даже случайно. Мать моя часто сетовала как ей в однокомнатной квартире с ребенком построить свое личное счастье.

      Часто она говорила обращаясь в пустоту комнаты,– кому я теперь нужна с ребенком на руках,– и злилась на себя, на меня.

      А потом долго плакала о своей несчастной жизни причитая, что ей приходиться всем жертвовать ради меня и ее молодость и возможное счастье проходит мимо. Я боялась и чувствовала себя виноватой, когда она так начинала причитать не замечая меня. Старалась не попадаться ей на глаза или мешать ей и давала себе зарок быть самостоятельной. Мне казалось если я буду незаметной, то ей будет легче. Но мама постоянно твердила, я все делаю только хуже и назло ей. Не понимая, чего она от меня хочет и от постоянных упреков я просто забивалась в угол и ждала, когда ее истерика закончится.

      –Ты не только сломала мне мою жизнь,– говорила мама, – ко всему прочему ты не нормальный ребенок и твои странности пугают людей и и-за этого я не могу построить новую семью, кому я нужна с такой букой и врушкой.

      Это она о том, что несколько раз я влезла в ее разговоры с приятельницами. Ложь я чувствовала сразу у любого человека и никогда не могла промолчать, хотя сколько раз ругала себя за это. Как будто меня кто толкал под руку, и я каждый раз даже зная, как мне достанется говорила или материной приятельнице, зашедшей в гости или же самой матери, особенно когда она начинала хвастаться.

      – Почему ты говоришь не правду!

      За что и получала подзатыльник, а то больше доставалось. И потом долго выслушивала свою мать, что меня такую странную даже нельзя показывать гостям и ничего путного из меня все равно никогда не вырастет.

      – У всех моих знакомых такие хорошие дети, умные красивые смотреть одно удовольствие, а ты в кого такая уродилась,– часто мне выговорила мама, – ты некрасивая, неуклюжая и говоришь только глупости. – Мне так стыдно за тебя с тобой ведь невозможно никуда ходить и тебя люди никогда не будут любить за твой длинный язык.

      Она действительно стеснялась меня и когда к ней кто-то приходил из подруг или знакомых я старалась не попадаться на глаза. Иначе ее это злило и все свое раздражение она выплескивала на меня сразу же после ухода гостей. Она долго ругалась заводя себя все сильнее заставляя меня стоять перед ней ровно и не шевелясь пока она перечисляла все мои недостатки, а затем требовала, чтобы я просила у нее прощение. Я извинялась хотя и не понимала, чем так ее так разозлила в очередной раз. Тем более последнее время пряталась от нее и ее гостей, боясь всех и молчала не вслушиваясь в их разговоры, но все равно оставалась в чем-то виноватой. С первого раза ее прощение получить было не возможно, и я стояла перед ней задрав голову часами.

      Глядя на нависающий надо мной угрозой силуэт и повторяла как заведенная,– мама прости я больше не буду.

      И