Татуировка. Даниил Фридан

хотел крикнуть.

      Я прежний никогда бы это не сказал. Словно что-то зажглось в левом плече и, передавшись электрическим разрядом, ударило мне в мозг. Мои губы были уже готовы произнести: «Съёбывай быстрее, я скажу, что тебя не догнал». А вместо этого:

      – Стой!

      И он, дурак, остановился.

      – Пошли!

      И он пошёл за мной обратно. Из уха и носа у него текли тонкие струйки почти чёрной крови. Шёл он нетвёрдо. В голове у меня царила тишина. Лето. Солнце. Иду. Мужик с головой, отбитой бутылкой пива и, очевидно, разорванной правой барабанной перепонкой. Веду его обратно. Читаю вытатуированную надпись на его левой руке – «Задирайте, девки, юбки – я освободился!»

      Вася увидел его и рванул навстречу. Неожиданно в руке его оказался дешёвый нож-бабочка. Абсолютно лоховской. Он же сказал мне, что у него ничего нет!

      – Я сейчас тебя убивать буду, сука! – сказал Канада, сжимая нож здоровой рукой. Вторую, порезанную, он уже перетянул платком, который из белого стал тёмно-ржавого цвета. Вася пошёл мимо меня на Хряка.

      Неожиданно для самого себя, вдруг, когда Канада поравнялся со мной, я перехватил его руку с ножом и обезоружил.

      – Ты же сказал, что у тебя ничего нет! Ты совсем одурел? Под монастырь подвести хочешь? – я зашвырнул нож в кусты. От греха подальше.

      Наступила пауза, и тут показались они…

      Их было трое и ещё та баба, что видел с Хряком в начале. Видать, бегала за ними. Канада глянул на эту группу и сказал:

      – Это пехота пришла, – глаза у него стали пустыми, и в них появилось отчаяние и страх.

      – Пойдём разговаривать, – протянул один из подошедших.

      И мы пошли: Канада, его жена, я, Хряк, трое пехотинцев и базарная баба. Перешли трамвайные пути. Дальше был детский садик, окружённый забором и кустами-деревьями. Там было тихо и спокойно – мы пошли туда. Разговаривать.

      Жена Канады была с одной стороны, а баба с Хряком – с другой. В середине был Вася с двумя пехотинцам и, чуть с краю от них, я с третьим.

      – Знаешь, я очень силён, – сказал мой и толкнул меня слегка кулаком в правое плечо.

      Ему было около тридцати. На нём были солнечные очки и расстёгнутая рубаха, которая полностью открывала его грудь и живот. На ключицах у моего пехотинца были вытатуированы звёзды, а под грудью на рёбрах – Рембо-Сталлоне, с дьявольской усмешкой стреляющий из пулемёта, и надпись: «Не перевелись ещё на Руси богатыри». Даже через очки было видно, что глаза у него жёлтые, гепатитные. Похоже, что этот «друг» был под серьёзным кайфом. Скорее всего, под героином. И он был реально сильным. Мои глаза бывшего спортсмена не могли это не отметить. Весь иссушённый, пехотинец весил не более 75 кг, но тело было словно свито из верёвок, пресс его состоял из объёмных кубов и канатов переразвитых рёберных мышц. Даже через этот лёгкий толчок, которым он меня наградил в начале, я почувствовал его дикую абсолютно звериную силу. Кулаки у него были огромные, как гири, налитые кровью, со сбитыми шишкообразными