Львы Сицилии. Закат империи. Стефания Аучи

Господь ее забрал, тут-то я и смекнула.

      Джованна крепко сжимает губы. Ей не хочется продолжать эту тему.

      Она садится за журнальный столик, разбирает почту. Приглашения на ужин, на торжественный прием, присланные из вежливости – все знают, что Флорио по-прежнему в трауре, – но много и соболезнований. Надо же, все еще приходят, думает Джованна, вскрывая конверты, а донна Чичча тем временем достает корзину с вышивкой, которую они заканчивают.

      Деловой партнер Винченцо, который только сейчас узнал новость; двоюродный брат, живущий в Калабрии, чье имя она вспоминает с трудом; поставщик, который рассыпается в извинениях за задержку, был очень болен и не…

      А потом…

      Из Франции, конверт из плотной бумаги, адресованный Иньяцио. Интересно, как он здесь оказался? – удивляется Джованна, вертя конверт в руках. Красивый, аккуратный почерк, не то что на других посланиях. Она откладывает было конверт в сторону, но тут же снова берет его в руки. Несколько секунд колеблется. Потом вынимает из волос шпильку и использует ее вместо ножа для бумаги. Иньяцио не будет возражать, если…

      Вот и мать тебя покинула: знаю, как ты был привязан к ней, и представляю, как тебе сейчас тяжело. Мое сердце плачет вместе с тобой.

      Твоя боль – это моя боль, помни об этом.

К.

      У Джованны перехватывает дыхание.

      Ни один партнер, ни один родственник, ни один друг так не напишет. Ни один мужчина, поправляет она себя. Не в таком тоне. Не таким аккуратным почерком. Не на такой дорогой бумаге.

      Твоя боль – это моя боль, помни об этом.

      Только женщина могла написать это.

      И только мужчине, с которым она была близка.

      Мужчине, которого она любит.

      Джованна встряхивает головой. Фразы, взгляды, жесты. Молчание.

      Воспоминания теснятся в голове. Слова внезапно приобретают иной смысл.

      Нет.

      Она вскидывает голову и вздрагивает, увидев в зеркале свое отражение. Ее глаза – огромные, пустые, темные, как будто в них опрокинута ночь.

      Донна Чичча все еще возится с нитками. Она ничего не заметила.

      Джованна переводит взгляд на конверт. Она хочет, имеет право знать.

      Почтовый штемпель плохо читается. Джованна поворачивается к окну. Марсель. Значит, письмо из Марселя. Возможно, Джузеппина и Франсуа знают эту женщину. Ей приходит в голову написать Джузеппине, с тем чтобы спросить у нее, но она гонит от себя эту мысль.

      Спросить о чем?

      Не выставляй себя на посмешище, – суровый внутренний голос смутно напоминает ей голос матери.

      Джованна разглядывает конверт, нюхает его. Вроде бы от него исходит слабый аромат цветов. Возможно, гвоздики. Или это ей только кажется. Она не знает.

      Руки немеют, желудок сжимается, как будто живет собственной жизнью, и на нее разом обрушивается прежнее смятение. Прочь еда, прочь эмоции.

      Она закрывает глаза и ждет, что тошнота отступит.

      Страхи, безымянные страхи вновь оживают и с новой силой