Перекрёстки судеб человеческих. Ольга Трушкова

возможность в этом убедиться. Среди молодёжи взрываться – это ладно, это можно, а иной раз даже нужно. Но не в родном же доме? Надо исправлять положение.

      – Наташка, помоги-ка матери стол накрыть, – приказал отец.

      – Я помогу, – Лена встала с дивана и подошла к Ильинихе. – Ты, мама, только скажи, что надо делать.

      Ильиниха онемела.

      – Не рановато ли ты, голубушка, мою маму мамой называть стала? – ехидно пропела Наталья.

      – Не рановато. Пусть привыкает, – спокойно ответила Лена.

      Теперь онемела и Наталья.

      Толя уже был готов пойти в атаку, но Лена улыбнулась ему и тем самым предотвратила взрыв. А потом она повернулась к Наталье и терпеливо разъяснила ей прописные истины:

      – Она не только твоя мама, но и Толина, значит, и моя. Мы ведь скоро поженимся, правда, Толя?

      Обрадованный Толя закивал головой. Он пока не мог сделать Лене официального предложения – ждал обещанной директором квартиры, да и отказа побаивался, а тут всё разрешилось само собой.

      – А жить где будете? – пришла в себя Ильиниха.

      – Как где? – удивилась девушка. – С вами, конечно. Кто-то из детей завсегда остаётся с родителями, чтобы ухаживать за ними, когда они станут старыми. Наташа живёт отдельно, значит, останется Толя, потому что больше некому.

      Лена обвела всех своими огромными чистыми глазами и добавила:

      – Но если вы против, то у моей бабушки поселимся. Она согласится.

      – Да мы не против, – ответил отец. – Садись, дочка, матери Наташка поможет.

      Всю дорогу от дома Ильиных до дома старой Иванихи Лена шла молча, на вопросы Толи отвечала односложно и явно невпопад.

      – Ленка, что с тобой? Всё же было хорошо.

      Девушка остановилась, повернулась к нему и прошептала:

      – Толь, а я ведь сегодня первый раз в жизни сказала «мама»…

      Она уткнулась лицом в его плечо и тихо заплакала.

***

      А в это время в доме Ильиных обстановка опять начала накаляться.

      – Да неужто, окромя этой Чумы, ему другой девки не нашлось? – причитала Ильиниха. – За какие грехи мне такое наказание?

      – А ты в памяти поройся, глядишь, и отыщешь, – пряча улыбку в усах, посоветовал жене Илья Кузьмич и тут же стал серьёзным:

      – Вот чего вы, бабы, на девчонку взъелись? Кому из вас она насолила-то?

      – Грубая, кому хошь, нахамит. В общем, прошла и Крым, и Рим, весь посёлок только от одного её имени лихорадить начинает. Как такую оторву в наш дом брать? Да она же всех нас в бараний рог скрутит! – возмутилась Наталья.

      Прищуренные глаза отца буквально пробуравили дочь и ничего хорошего не пообещали.

      – Вообще-то, она не в ваш с Федькой дом войдёт, а в наш с матерью. Рим с Крымом прошла, говоришь? Так это ты брось, это ты при мне даже поминать не смей! Забыла, как про тебя грязную сплетню по посёлку пустили? Забыла, как тогда белугой ревела и грозилась руки на себя наложить, если имя твоё опять