Совок. Жизнь в преддверии коммунизма. Эдуард Камоцкий

Бич, прочитав эти строки, спросил: «Кто, это – мы?»

      Везде, где я пишу «Мы», я себя отождествляю со своей родиной – Россией, Беларусью, Советским Союзом.

      В больнице я лежал и со стороны в сторону крутил головой со словами: «Ой, больно, ой больно». Мама рассказывала, что волосы на затылке вытерлись до лысины. Чтобы выпустить гной из ноги, надрез сделали на икре, т. е. загнила уже вся нога. След от разреза на икре остался до сих пор. Как рассказывала мама, гной ударил струей на халат хирурга. Как гангрены не случилось? Ведь, антибиотиков тогда не было, не было и сульфамидов. Да так и на войнах в те времена не все раненые погибали, и ампутации тогда делали. Потом нога так и болела долго (еще и на Лахте). На ноге долго был свищ – не один год. В результате эта нога у меня немного короче и тоньше.

      Наверное, в это время, еще до ранения, стоя на стуле, вспоминала мама, я декламировал:

      Каменщик, каменщик, что же ты строишь?

      Что же ты строишь, кому?

      Эй, не мешай нам, мы заняты делом,

      Строим, мы строим тюрьму.

      Стихи оказались пророческими. В 30-м году отца арестовали – «забрали». Я в 1994-м году, по моему запросу, получил из Минска извещение о том, что мой отец, осужденный в 30-м году на 5 лет лагерей – реабилитирован. Как я понял, статья была политическая – его не раскулачили и не сослали, а посадили.

      Революция

      А тогда, видно, я и сам понял, что что-то случилось, т. к. в памяти остался тюремный двор, окруженный белым зданием с лестницей, идущей по стене ломаной линией на верхние этажи. А может быть, и запомнилась мне эта лестница, как нечто доселе невиданное, но у меня осталось в памяти, что вроде бы и отец был на этой лестнице, а сейчас мне это кажется невероятным. Впрочем, сейчас тех уму непостижимых ситуаций не реконструируешь.

      Сообразно ли целям, поставленным перед страной (собой) стоящим в данный момент у власти правительством, было раскулачивание (по инициативе Сталина), или следовало идти другим путем (предлагаемым Бухариным)? История сослагательного наклонения не терпит, но любой человек может попытаться понять: зачем политики, то или иное сделали. И я пытаюсь понять. Вероятно, это для кого-то будет смешным, а для кого-то предосудительным – какое, мол, я – дилетант, на это имею право. Имею.

      Это, ведь, не учебник истории, это как бы беседа с самим собою и с читателем. Оценка истории СССР историками, с оценками которых читатели ознакомятся из учебников и научных трудов, смещается то влево, то вправо в зависимости от конъюнктуры и личных пристрастий историка, а я знакомлю с событиями, и оценкой их современником и свидетелем Великого эксперимента и его краха. Давайте вместе подумаем о нашей истории.

      Беседуя друг с другом, мы не всегда друг с другом согласны, и редко бывает, чтобы кто-то кого-то переубедил, так и в этом случае, если Вы будете не согласны со мной –