Интимные тайны Советского Союза. Эдуард Макаревич

переулку – Маяковский, Лиля и Осип. Она даже условие поставила: «Всегда ночевать дома, независимо от других отношений. Утро и вечер должны принадлежать нам, чтобы ни происходило днем».

      История отношений и любви большого поэта современности Владимира Маяковского и Лили Брик увековечена в десятках повествований и воспоминаний. И во всех эта трагически неразрешимая любовь заканчивается самоубийством поэта. Хотя стрелялся он из-за Вероники Полонской, мхатовской красавицы, за этим выстрелом незримо стояла тень Лили Брик. В предсмертном письме крик, обращенный к ней: «Лиля – люби меня!»

      Она, конечно, поклонялась ему как гению стиха и любила по-своему. Но и ее любили многие. Свою женскую силу она почувствовала еще девочкой, с того момента, когда Шаляпин, увидев ее с сестрой на Тверском бульваре, раскатисто-вальяжно протрубил: «Боже, какие прелестные создания!» Рыжая, большеглазая, она, дочь известного московского юриста Юрия Кагана, забеременела в шестнадцать. По тем временам – это было вызывающе сильно. Перепуганные родители сделали все, что нужно, но детей она уже не могла иметь. И это делало ее свободной для секса как никогда. С того времени в ее жизни один роман спешил сменить другой. Лишенная всяких предрассудков и условностей, интеллектуально раскрепощенная, манящая какой-то тайной, деликатная и воспитанная, легко болтающая на немецком и французском, – она сводила с ума. Восхитительно одевалась и замечательно пахла, – по воспоминаниям любовников. Ее откровенное кредо: можно любить кого угодно, когда и где угодно, но без уз! Вот чего не мог понять Маяковский: без уз!

      А вот другое, сказанное ею: «Надо внушить мужчине, что он замечательный, или даже гениальный, но что другие этого не понимают. И разрешать ему то, что не разрешают ему дома. Например, курить или ездить куда вздумается. Ну, а остальное сделают хорошая обувь и шелковое белье». Это ее техника обольщения.

      Но такая она вызывала ревнивое раздражение. У той же Анны Ахматовой, которая о ней: «Лицо несвежее, волосы крашеные, и на истасканном лице – наглые глаза». Но муж Ахматовой – Николай Пунин Лилиной постели не избежал.

      Пожалуй, Лилин поэтический вкус был безупречен. Для Маяковского в поэзии она высший судия. Впрочем, как и для других пишущих, ставших потом известными. К ней и тянулись. Когда Лиля со своими мужчинами въехала в новую квартиру в Гендриковом переулке – заслуга Маяковского, – она там оборудовала уютную гостиную-столовую. И каждую неделю в ней заседала редколлегия журнала «ЛЕФ» («Левый фронт искусств»), потом «Новый ЛЕФ», которую возглавлял Маяковский. Редакционные посиделки быстро переросли себя. Уже собиралась публика разная, но талантами меченая. Слава богу, для истории оставил свидетельства Василий Катанян, ставший, по его словам, душеприказчиком Лили Юрьевны: «Народу бывало много всегда. Все трое притягивали к себе людей, это был „литературный салон“, выражаясь языком прошлого или настоящего. Но в двадцатые годы, в борьбе за новый быт и новые отношения, слово „салон“ презирали, и это был просто „дом Бриков и Маяковского“,