Ниже нуля по Фаренгейту. Валерий Бочков

убы у него наверняка фарфоровые, как будто это имело хоть какое-то значение – Рита пялилась на него, как школьница.

      – У индейцев чероки обряд посвящения мальчика в мужчины… – Ланкастер сделал паузу и поглядел Рите в глаза.

      Рита смутилась.

      – Вовсе не то, о чем вы подумали…

      Он усмехнулся и продолжил:

      – Обряд назывался «Отшлепать косолапого» и заключался в том, что юноша должен был выследить взрослого медведя, подкрасться к нему и хлопнуть по заду. И убежать. Если получится. Медведи на самом деле не так уж неуклюжи и запросто могут догнать человека.

      – Долго еще? – спросил я вежливо.

      – Почти приехали, – не поворачиваясь, ответил Ланкастер.

      Он притормозил, перешел на вторую, джип плавно нырнул и мы съехали на проселок.

      Все вокруг было белым – накатанная до ледяной глади дорога, огромные сугробы по обочинам, лес, сахарные горы на горизонте – все было белым.

      Все, кроме неба.

      Небо было ярко-голубым – и от этой звонкой сини снег казался еще белей, еще ослепительней.

      – Так что там про косолапого? – Рита снова уставилась на Ланкастера. – Про индейцев?

      – Это не про индейцев, – он засмеялся. – Это про меня.

      Ну, еще бы, молча ухмыльнулся я, а про кого же еще!

      И подумал, что зря не взял солнечные очки.

      Ритина подруга (ее имя вылетело из моей головы сразу же после знакомства) по-приятельски ткнула меня локтем и показала в окно.

      Я поглядел. Там был такой же лес, как и с моей стороны.

      Она что-то сказала, я не расслышал, но, кивнув, согласился. Подруга тоже закивала.

      Она была загорелая, как мулатка, – этот загар на грани копчености казался мне вульгарным и особенно неуместным на зимнем фоне. Шумная, бесцеремонная, как ворона, она постоянно дотрагивалась до меня – говоря что-то, тыкала своим тощим пальцем в рукав моей куртки или дотрагивалась до колена.

      Похоже, я ей нравился, и она строила на мой счет какие-то планы.

      – Кстати, вы знаете, – Ланкастер обратился к Рите. – Интересный факт относительно медведей…

      – Что они косолапые? И любят мед? – не сдержался я.

      Он засмеялся, мельком взглянул на меня в зеркало.

      – Да, Игорь. Именно мед и именно косолапость.

      Меня удивило, что он запомнил мое имя, хоть и произносил его без мягкого знака на конце, к чему, впрочем, за четырнадцать лет я уже успел привыкнуть. В Америке это имя ассоциируется не со Стравинским или героем оперы Бородина, а с персонажем из кинопародии на «Франкенштейна» – там Игорем звали пучеглазого горбуна-недоумка, который вместо нормального мозга притащил доктору из морга мозг убийцы-маньяка. Со всеми вытекающими последствиями…

      – Медведь – самый священный зверь. Он является тотемом по всему земному шару. На всех континентах.

      – Ланк, – мулатка капризно ткнула его в спину малиновым ногтем. – Что такое тотем? Я знаю, конечно, в принципе. Типа талисман, и все такое… Просто хотелось от вас услышать, профессионально…

      – Ну, по профессии я не этнограф и не антрополог, – Ланкастер засмеялся. – Я ветеринар. На пенсии. А насчет тотема вы, Моника, правы.

      «Моника», – подумал я.

      И имя-то у нее дурацкое. Как крыльцо о трех ступеньках:

      мо-

      ни-

      ка.

      Мулатка, победно ухмыляясь, опять ткнула меня в колено. На передних зубах у нее краснела полоска помады.

      – Дело в том, что одним из признаков тотема является запрет на произнесение его имени, – Ланкастер затормозил перед внушительной колдобиной и на первой передаче осторожно преодолел препятствие.

      Дорога сузилась в одну полосу и пошла в гору.

      Мне подумалось: интересно будет, если нам кто-нибудь поедет навстречу…

      Лес расступился, мы оказались неожиданно высоко, внизу белела идеально плоская равнина – то ли поле, то ли застывшее озеро. Дальше шли холмы, покатые и какие-то ватные на вид. За ними белыми великанами выступали горы.

      – Наши предки считали, что, произнося имя или название опасного явления, предмета или болезни, они могут материализовать его, вызвать к жизни. Так, вместо слова «мертвец» – говорили «усопший», вместо «дьявол» – «лукавый» или «нечистый». Изначальное название медведя было полностью вытеснено. Причем во всех языках.

      – Жутко любопытно! – воскликнула мулатка. – Только непонятно. Как же было вытеснено, если вот оно, слово: медведь.

      – Это эвфемизм, – сказал я непонятливой Монике. – Слово-заменитель.

      – А-а, – протянула мулатка неуверенно.

      – А вы чем занимаетесь? – поинтересовался Ланкастер у меня.

      – Профессор литературы, – ответил я. – Преподаю в Миделберри.

      Рита повернула удивленное лицо.

      – Русская литература,