Этика пыли. Джон Рёскин

Потому, что мы хотим услышать о реальных предметах, и вы можете нам рассказать о них. Зачем же обращаться за этим к сказочникам?

      Профессор. А что вы называете реальными предметами?

      Изабелла. Ну вы же сами знаете! Вещи, которые действительно существуют.

      Профессор. Независимо от того, можете вы их видеть или нет?

      Изабелла. Да, если их видел кто-то другой.

      Профессор. А если никто никогда не видал?

      Изабелла (уклоняясь от прямого ответа). Но если вы знаете, что Долина алмазов действительно существует, то кто-нибудь да видал же её.

      Профессор. Я бы не стал утверждать этого, Изабелла. Порой люди, оказавшись в реально существующих местах, не видят их – многие проходят и по этой долине, не замечая ее.

      Флорри. Но как же они должны быть глупы!

      Профессор. Нет, Флорри, они умнее тех, кто видит.

      Мэй. Мне кажется, я знаю, где эта долина.

      Изабелла. Расскажите нам о ней побольше, и мы догадаемся.

      Профессор. Хорошо. К ней по берегу реки, поднимаясь все выше, ведет широкая дорога.

      Мэй (делая ударение на последнем слове). Действительно ли дорога поднимается?

      Профессор. Ты думаешь, что дорога спускается в долину? Нет, она поднимается; эта долина лежит среди гор и так же высока, как облака, часто окутывающие ее, так что видеть долину не всегда могут даже люди, мечтающие о ней.

      Изабелла. А какая река течет вдоль дороги?

      Профессор. Должно быть, прекрасная, потому что она протекает по алмазному песку, но вода в ней густая и красная.

      Изабелла. Красная вода?

      Профессор. Это не совсем вода.

      Мэй. Пожалуйста, Изабелла, не углубляйся, мне хочется слышать о долине.

      Профессор. Итак, вход в Долину алмазов под отвесными скалами очень широк, но всегда так много желающих попасть в долину, что у входа не прекращается давка и пробираются туда с большим трудом. Тех, кто послабее, оттесняют от входа, и они не попадают в заветную долину. Они стеная отходят, но, может быть, в конце концов, им не хуже, чем всем остальным.

      Мэй. Но что же видят те, кто сумел войти?

      Профессор. Вверху и внизу этакое бугристое поле; дорога обрывается тотчас же, и начинаются большие темные скалы, покрытые дикой тыквой и виноградом. Мякоть тыквы красная, а семена черные, как у арбуза, и на вид они очень красивы. Местные жители варят из них красный суп; но я вам не советую есть его, если вы хотите выбраться из долины (хотя, по-моему, если подмешать довольно муки, он становится вполне съедобным). Там наливаются янтарные грозди дикого винограда. Туземцы говорят, что они слаще меда; на самом деле у них вкус желчи. Есть там и густой терновник, до того колючий, что в любом другом месте его немедленно бы уничтожили; здесь же он покрыт небольшими цветочками в пять лепестков из чистого серебра, на смену которым приходят темно-рубиновые ягоды (красными они становятся, только когда их срывают). Можете себе представить, как много их достается детям! Неприятно только, что одежда и руки у маленьких собирателей оказываются изодраны и исцарапаны.

      Лили. Но рубины не могут пачкать платье, как смородина?

      Профессор.