Сборник прозы. Владимир Хрулёв

приподнималась на локтях и снова падала на спину, разметав по подушкам ставшими пегими свои когда то удивительные тёмнорусые волосы. Серебряный потир, привезённый ею от императора Константина Багрянородного, наполненный берёзовым соком пополам с медовухой был испит и надо бы его наполнить, но кругом в тереме не было слышно никого.

      В неожиданно наступившей тишине во всём тереме послышалось шепет Ольги:

      – Подойди, говорить буду. – Федул смиренно подошёл. – Ближе, – сказала Ольга. – И слушай, и запоминай. Я умираю и вот —вот умру. Хоронить меня будете не по языческому обряду, по христианскому, ибо я от язычества отвернулась и пришла в христианство. Хотела всех обратить в правильную веру, но мужа моего, храброго Игоря растерзали древляне, люди жестокие, а я отмстила им за смерть мужа так же жестоко и не хочу их вести за собой в Христову веру, ибо недостойны помыслов моих. Грех мой оставляю с собой и беру в могилу. А Святослав, сын мой, не принял веры матери и противится, живёт ратным боем и задумал снова обжить новые земли за Дунаем, где поставит себе стольный город. Живёт он праздно, тут же указала на кованный сундук с открытой крышкой, где лежали битые куницы, дань привезённая подарочная от древлян за злодейство: куньи шкуры выделанные хоть на воротник, хоть на горлатую шапку. Мой сын в своём правлении не допустит иной веры. Но к полянам вера христианская всё время будет приближаться и когда нибудь приблизится окончательно. Говорю с тобой, словно к полянам в передачу, не препятствуйте своему спокойствию, не томите себя. Это тебе в назидание, беречь княжескую власть, если она от варяжского племени. Это первое.

      Второе. Племенами собирайтесь в одно большое племя, тогда не будете иметь равных по силе врагам.

      – Белую кобылицу найди – она счастье приносит. И вот Федул уже отринувшись от прошлого, весь в сегодняшнем дне, уже не видит волчицы в окрестностях, но глаза её так притягательны, заслоняют всё: всегда смотрят в твои глаза и так целый день глаза волчицы не покидают твоих глаз и не покидают мыслей.

      И Федул не выдержал и, встав с еловой лежанки, подошёл к славянскому столпу, приблизил свой горячий лоб, что бы попросить удачи в пути у своих дедов и прадедов, поправил на плече увесистую торбу, вздохнул тяжело и направился в предсказанный путь той же дорогой. Это было уже слишком. Федул был к этому времени ещё язычником и на нём ещё не было нательного креста, что бы защитил от всякой тати, от всякой лесной нежити. Да он и не думал чем защищаться, кроме как варяжской Княгиней в образе волчицы. Прижал Федул к себе торбу, где лежал у него клок шерсти от степного волка, приготовленный ещё братом, для дальнего странствия в случае спасения от печенегов. А сей час пожалел, что не задержался у славянского капища просить помощи у столпа, прогнав свой страх, а просил что то невнятное молча, в страхе и словно впопыхах.

      И снова та же картина видится Федулу. Ольга говорит:

      – Найди,