На краю земли. Ольга Кентон

читала все без разбора. Несмотря на скудность обстановки, библиотека у него была по-прежнему роскошная, но как-то хаотично собранная, поэтому книги я выбирала по собственному вкусу и настроению: Набокова, Ремарка, Тургенева, Моэма, Камю, Сартра, Уайльда, Гессе, сонеты Шекспира. Особенно часто он просил меня перечитать девяносто седьмой сонет:

      Казалось мне, зима тогда пришла,

      Когда в разлуке жили мы с тобой:

      О, что за стужа и сырая мгла?

      Что за декабрь, промозглый и нагой…

      – Действительно так, – говорил он. – Только вместо декабря сейчас февраль. И вот ты здесь. Скоро все закончится, снова наступит весна, появится солнце, распустятся листья на деревьях. И ты будешь здесь. Вот так же будешь приходить ко мне – садиться рядом возле этой лампы, ставить поднос с чаем и печеньем, а я буду любоваться тобой новой, совсем другой… Ведь ты больше не уедешь, Маша, ты больше никуда не уедешь? – Он спросил с надеждой, словно хотел, чтобы, даже если это неправда, я его обманула и ответила: «Да».

      – Даня, зачем ты спрашиваешь? – Я увидела, как он прикрыл веки, словно засыпая, и тяжело вздохнул, а потом снова закашлял. Подала ему стакан теплой воды с лимоном: – Выпей.

      Он взял стакан, но удержал мою ладонь в своей.

      – Ты удивительная, добрая девушка. Почему все так произошло? Почему ты так внезапно уехала? Сейчас ты же можешь мне рассказать, что тогда творилось в твоей душе?

      2

      А в моей душе три года назад было смятение. На тот момент мы с Даней знали друг друга уже одиннадцать лет, из них первые пять прожили вместе, вторые пять… хм, забавно, получается, тоже прожили вместе, но всего лишь как друзья, которые делят общий кров и общий стол. А тот оставшийся хвостик длиною в год – это было временем самой искренней, преданной дружбы, узнавания друг друга. Но однажды я вдруг поняла, что не знаю этого человека, а с еще большим ужасом осознала – не знаю себя. И захотелось бежать.

      Случилось это тогда, когда произошел очередной обвал на биржах. Рекламное агентство, открытое Даниилом еще в пору начала наших отношений, терпело убытки. Клиенты разрывали контракты, уменьшали заказы, сокращали рекламный бюджет. Мне всегда казалось, что Даня не из тех людей, кто будет паниковать в подобной ситуации. Ведь такое с ним уже бывало! Он открыл фирму в преддверии первого финансового кризиса в России, но благодаря уму, таланту и вере в себя устоял. Жизнь вообще изрядно помотала его.

      В два года он лишился матери, затем отец отдал его на воспитание бабушке и дедушке, а когда Даня подрос, его отправили учиться в частную школу в Лондоне, где он жил абсолютно один. Окончив школу и вернувшись в Москву, Даня узнал, что старики давно умерли, а отец женился на другой. Родных у Дани, кроме отца, не осталось. У него не было даже двоюродных братьев или сестер, чтобы хоть как-то ухватиться за принадлежность к семейному очагу. Он был один абсолютно