Право на честь. Владимир Казаков

плеча начальника.

      На первых страницах акварелью, но очень четко, контрастно разрисованы уже знакомые Фоменкову объекты – воздушные мишени, несколько вариантов силикатных бомб, картонажные мешки, подкрыльные носилки, парашюты разных конструкций с куполами от круглого до треугольного.

      – Это все сделано, – пояснил Гроховский.

      – Как? И парашюты тоже? – хитро спросил Фоменков.

      – С круглыми куполами – да.

      – Покажите! – потребовал Горшков.

      – Как просмотрите альбом, обязательно.

      Начальник сердито скосил глаза на улыбающегося конструктора и перевернул лист. На рисунке парили в воздухе под куполом собака, лошадь.

      – Как в цирке! – усмехнулся в усы Горшков.

      – Да нет, товарищ начальник, это не юмор. Петр Ионович Баранов передал мне разговор с Окой Городовиковым, тот желает, чтобы его кони тоже летали.

      – А сам в седле с неба он прыгнуть не желает?

      – Может и рискнуть, он человек бедовый.

      – Ни к чему, – проворчал Горшков и стал быстрее листать альбом. Один рисунок задержал его внимание? Лодка под крылом самолета? Спасательная, что ли?

      – Это опрокидывающаяся люлька для парашютиста.

      – Поясни.

      Гроховский кратко обрисовал сущность изобретения.

      – Посмотрим в деле, – буркнул Горшков. Тронул пальцем изображения подцепленных к фюзеляжу самолетов танкетки и пушки:

      – Вот такое мне нравится. Только пока картинки. Рисовать они горазды, а, Фоменков!

      – Пока картинки, – согласился Гроховский, – но ребята уже трудятся над разработками.

      – Парашют давай! – нетерпеливо потребовал Горшков, и, захлопнув недосмотренный альбом, поднял свое грузное тело из-за стола. – Курить у вас тут можно?

      – Вот пепельница, Василий Сергеевич.

      – Парашют показывай!

      Круглоголовый, стриженный под нулевку Титов, до этого скромно пребывающий в сторонке, поспешил в комнату, где стояла ванна, и вынес оттуда объемистые свертки. Пошумели, рассовывая стулья по углам, сдвигая столы в один, широкий и длинный. Очистили его от бумаг, и Титов, Малынич, Катя Луцкая разложили парашют. Голубовато-серый, искрящийся, он выглядел очень красивым. Или так казалось авторам. На лицах начальников восторг пока не прописался. Им общего вида было мало.

      Горшков и Фоменков щупали купол, растягивали, пытались оторвать стропы. Особенно усердствовал в испытании на прочность помполит. Он горячо поддерживал идею Гроховского о массовых дешевых парашютах и вот теперь, чтобы уверовать в новинку ещё больше, силился разорвать материю, особенно по шву, а чтобы удобнее тянуть, наступил на стропу ногой.

      – Полегче бы! – вырвался у кого-то.

      – Стропы из обычного хозяйственного шнура, на котором женщины сушат белье, – заметил Гроховский.

      – Не отвлекай! – пропыхтел Фоменков, теперь уже пытаясь оторвать стропу от кромки.