Август-91. До и после. Станислав Радкевич

разведроты и несколько разведчиков стали отжимать людей от головной БМД. Те вроде бы и не сопротивлялись: отходили. Но одновременно уже другие, словно илом, обволакивали технику телами. Батальон на глазах тонул в людском болоте.

      – Где ваши командиры? – Щур схватил за рукав какого-то парня с черной повязкой на голове.

      – Нету у меня командиров, – был ответ.

      Генерал сплюнул и снова пошел в Белый дом.

      В кабинете Скатова теперь было хоть топор вешай. Здесь сбились Руцкой, Спинжаков, Кобец – всего с десяток сановников, мало или совсем незнакомых Щуру. Двор сосредоточенно курил.

      – Что-нибудь случилось, Алексей Иванович? – бесстрастно поинтересовался Скатов.

      – Рекомендую всем желающим посмотреть в окно, – пророкотал генерал.

      С высоты четвертого этажа хорошо было видно, как сорок с лишком бронемашин – батальон с разведротой – стоят, вытянувшись по широкой дуге от Калининского проспекта до самого Белого дома. На каждой машине лежали люди.

      – Лично мне смысл сего неясен, – громко, для всех произнес Щур. – Но если анархия будет продолжаться, решение Президента о взятии под охрану здания Верховного Совета РФ останется невыполненным. Кто будет за это отвечать?

      – Не горячись, Алексей Иваныч, – вступил генерал Кобец, – Решение президента будет выполнено.

      В кабинет вкатился растрепанный депутат-полковник Кулько. Разбирательство инцидента на площади заняло три минуты. Постановили: паника. Кулько обиженно вышел, нарочито стараясь смотреть мимо Щура.

      – Не здорово получилось… – безразлично посетовал Скатов.

      – Да уж… – посочувствовал кто-то.

      – Надо возобновить движение колонны, – не выдержал, наконец, Щур. – Кто пойдет со мной к ополченцам и объяснит, что произошло недоразумение?

      Вельможи державно шелестели бумагами. Руцкой, громыхнув стулом, вышел.

      – Товарищ генерал-полковник, – Щур в упор посмотрел на Кобеца. – Вы здесь старший по званию. Примите решение!

      – Что ты такой горячий? Подожди. Дай подумать.

      – А Кулько? – подсказали вполголоса.

      – Верно! – сразу оживился Кобец. – У нас же Кулько есть. Он эту кашу заварил, он ее пусть и расхлебывает.

      Снова послали за Кульком – и не нашли Кулька. Бардак у демократов пропирал отовсюду. Это было логично. Нелогичным было другое: комитетчики (Щур все не мог привыкнуть к бесовской аббревиатуре – ГКЧП) доселе противопоставляли демократическому бардаку только свой, еще почище демократического. Порядка было ждать не от кого.

      Вместо Кулька явился Руцкой.

      – Решение принято, – важно сказал он, не глядя на Щура. – Под стены Белого дома десантников заводить не будем.

      – Прошу пояснить, – немедленно отреагировал генерал. В голову ему сразу же вступило – будто клин вогнали с затылка, и перед глазами все поплыло: и овал окна, и рыла придворных.

      – К Белому дому будет допущена только одна рота, – с нарочитой монотонностью