Сокрушенная империя. Эшли Джейд

сгнил в тюремной камере.

      Сгнить в тюремной камере – это как раз то, чего я заслуживаю.

* * *

      В животе все переворачивается, когда я направляюсь к залу суда. Словно почувствовав мой страх, отец говорит:

      – Не волнуйся. Мы заключили чертовски хорошую сделку, сдав Локи.

      Забавно… потому что я не помню, чтобы сдавал кого-то или заключал какую-то сделку.

      – Причинение смерти по неосторожности в состоянии алкогольного опьянения, – шепчу я, повторяя то, что он сказал мне утром. Отец подключил связи и сделал так, чтобы мое заседание прошло сегодня.

      – Именно. Было сложно, но… – отец указывает на моего адвоката, – мы уговорили их признать это мелким правонарушением.

      Адвокат хлопает меня по спине.

      – Тебя ждет домашний арест на полгода… максимум.

      Как и любого другого богатенького белого ребенка со связями.

      Отец усмехается.

      – Ты переживешь. Время пролетит незаметно.

      Господи Иисусе.

      Неудивительно, что родители Хейли просто убиты горем. Мало того, что я убил их дочь, – а еще отправил свою любимую девушку в кому, после которой она потеряла память, – я еще и выйду сухим из воды.

      В горле застревает ком, когда мы заходим в зал суда.

      Это несправедливо.

      – Всем встать перед достопочтенной судьей Дженнет.

      Все тело напрягается, на меня накатывает тошнота, когда адвокат начинает свою речь.

      Ей исполнилось двадцать один в мае. Я этого никогда не пойму, но она любила слушать Джастина Бибера на полной громкости и каждое утро выпивала на завтрак Ред Булл без сахара. Она обожала картошку фри, но редко ее ела, ведь от нее толстеет задница… что чушь на самом деле.

      Воротник рубашки впивается в шею.

      Она сказала, что любит меня во время ужина в Суши-Суши, когда мы праздновали полгода отношений.

      А я ничего не ответил… поскольку не чувствовал того же. Но я хотел, чтобы она нашла кого-то, кто почувствует. Теперь этого не случится.

      Ведь она мертва.

      Пока я стою здесь, в суде… и две минуты отделяют меня от свободы.

      Подняв голову, я вижу родителей Хейли. Они забились в дальний угол на противоположной стороне зала, держась друг за друга так, словно они единственное, что у них осталось.

      Потому что так и есть.

      Ее отец изо всех сил старается не заплакать, а мать тихо всхлипывает, прижав к губам салфетку.

      Хейли никогда не закончит колледж и не станет ветеринаром, как мечтала.

      Ее мама никогда не будет планировать свадьбу вместе с дочерью.

      А папа никогда не поведет ее к алтарю.

      Потому что я отобрал жизнь, которую они создали. И совсем скоро я пройду мимо родителей Хейли, чтобы продолжить проживать свою… А их дочь навсегда останется в земле.

      Как, черт возьми, они смогут это принять?

      Никак.

      – Приговариваю вас к шести месяцам домашнего аре…

      – Нет. – Мой голос отражается от стен, словно волна от разорвавшейся бомбы. – Я не хочу домашний арест.

      Я прожил двадцать один