Сокрушенная империя. Эшли Джейд

стонет она, умоляя так, как никогда раньше.

      Я поднимаюсь выше и впиваюсь в ее губы, пока она обхватывает меня своими длинными ногами. Мне начинает казаться, что они не такие длинные, как я помню. Эта мысль должна бы заставить меня остановиться, но то, как она меня целует…

      Господи, мать его, боже.

      Этой девчонке мало, она словно пытается высосать из меня душу.

      Когда она прикусывает мою нижнюю губу, нить, на которой я держался, рвется. Поцелуй становится горячее, и я засовываю в ее рот свой язык, исследуя ее изнутри. Моя рука опускается на ее шею, немного сжимая.

      – Повернись и раздвинь ножки, чтобы я мог попробовать тебя на вкус.

      Она открывает рот, но я снова засовываю туда свой язык, наслаждаясь. Ее жадный язык встречается с моим, и они начинают сражаться друг с другом. Она другая сегодня… немного агрессивная, но мне это чертовски нравится. Дьявол, у меня настолько крепкий стояк, что удивительно, как мой пирсинг не отлетел в другой конец комнаты.

      Возможно, я не должен был изменять ей с Кристалл. Возможно, не должен был разбивать ей сердце… несмотря на то, что отпустить ее было правильным решением. Возможно, между нами что-то может получиться. Возможно, нам нужно было расстаться, чтобы снова быть вместе.

      Возможно…

      – Оукли, – хнычет она.

      Ее голос наполняет мои вены ядом.

      Нет.

      Когда я открываю глаза, оправдываются мои худшие опасения.

      Уж точно агрессивная.

      Я вскакиваю с кровати, словно у меня загорелись яйца. А если Джейс и Коул когда-нибудь об этом узнают… черт, это может произойти буквально.

      Я знал, что в последнее время Бьянка странно на меня смотрела, словно я – ее следующая жертва, но и подумать не мог, что все зайдет так далеко.

      Мое тело пронизывает стыд, словно сотни маленьких иголок впиваются в кожу. Я чуть не трахнул младшую сестру моих лучших друзей.

      Твою же мать. Ей только исполнилось шестнадцать.

      Схватив толстовку с кровати, я прикрываю свою эрекцию, натягиваю трусы и включаю ночник.

      – Какого хрена ты тут делаешь?

      У Бьянки хватает наглости выглядеть обиженной, когда она отбрасывает простынь, представляя моему вниманию свои сексуальные розовые трусики и лифчик, едва прикрывающие хоть что-то.

      Твою налево.

      Прикусив костяшки, я выключаю свет, заставляя член не реагировать так на ее тело.

      Милые щенки и уродливые монашки.

      Эта упертая чертовка снова включает свет.

      – Я живу здесь, помнишь?

      – Нет, – напоминаю я ей, показав на дверь. – Ты живешь там.

      На самом деле, я более чем уверен, что она прописана в аду, но это сейчас не так важно. Я плачу́ – не очень много, но тем не менее – за то, чтобы жить в гостевом доме ее отца. А не за то, чтобы меня соблазняла малолетка в сексуальных розовых трусиках, которые я хочу разорвать на ней зубами.

      Черт. Милые щенки и уродливые монашки.

      Мне хватало того, что приходилось смотреть, как она плавает по утрам в бассейне в крошечном купальнике,