Любовница Иуды. А. Г. Гайсин

поставил чашку на блюдце, едва не расколов его.

      – Мои хлопцы весь город обшарили. Как в воду канула. Но воды она, понятно, тоже боится… Ладно, я опаздываю. Спасибочки.

      Он грузно поднялся, нахлобучил на рыжеватую шевелюру красную фуражку с фасонистой тульей и зашуршал яловыми сапожками по сухому гравию. Вскоре и мальчик поплелся во двор – его шажки были бесшумные, скользящие, будто передвигался он по тонкому льду. Иуда смотрел, как шевелятся острые лопатки мальчика под рубашкой, и проникался глухой тревогой… Уж не этот ли вундеркинд-затворник ночью разливался на разные лесные голоса?

      Низкий грудной голос Марсальской вывел его из оцепенения:

      – Неужели ты собираешься агитировать за всеобщее покаяние в этом костюме? Тебя примут за интеллигента-демократа и сразу прибьют. А мне хочется ещё раз переспать с тобой. Я может, соскучилась по иностранцам!

      В чулане она подыскала для Иуды подходящую одежонку среди всякого старья и велела переодеться. Затем принялась гримировать ему лицо. Спустя некоторое время, из круглого зеркальца на Иуду взглянул пожилой нищий-изгой в цыганской шляпе, вызывая не только сочувствие, но и брезгливость.

      Александр Гайсин и Ирнег Тимс

      С Иудой мы разминулись минут на пять. Увидев нас, двух журналистов, явившихся в особняк в поисках самых свежих новостей, похмельных и запыхавшихся, Марсальская рассмеялась.

      – То вы рано, то вы поздно. Где же ваш репортерский нюх?

      – Неужто получилось? – ахнули мы.

      – Да ещё как славно, – она, жмурясь от удовольствия, с хрустом потянулась в кресле.

      Мы, разумеется, не поверили, но на всякий случай расстроились: такое важное для нас событие прозевали. Обидно было то, что именно мы весь вечер упрашивали хозяйку дома, которая своей славой медиума и экстрасенса была обязана нам, вызвать из Инферно дух загадочного Иуды, чтобы теснее войти в контакт с героем будущего романа об этом Евангельском персонаже – нашей дерзкой мечты (ничего себе мечта, пожимали плечами ближние, а дальние подозрительно косились и крутили пальцем у виска). Но у Марсальской в тот вечер ничего не получалось, она нервничала и злилась, бесполезно манипулируя гладкой ореховой палочкой с металлическим наконечником. Затем вообще заявила, что ни светлые, ни темные силы не могут терпеть журналистов. А тут пришли новые гости. Хамоватый атаман долго утомлял дифирамбами в честь хозяйки и скифских лошадей, а другие два мрачноватых типа так откровенно тяготились нашим присутствием, что пришлось нехотя ретироваться. Ирнег Тимс подался к своей давней подружке в общежитие моторного завода, а Александр Гайсин отправился домой – к любимой жене Ирине и дочери Кате.

      Теперь же видя, как мы огорчились, Марсальская сразу повела нас в дом, открыла небольшой сейф и вытащила портативный магнитофон. (Как тот попал к Ириаде Кондратьевне это отдельная история: подарок губернатора Ферапонтова, когда он активно сотрудничал с органами