Самоход. «Прощай, Родина!». Юрий Корчевский

с картечью и припал к прицелу. Темно, в оптику видны только вспышки – по ним и выстрелил. Если он ошибался, и бойцы НКВД настоящие, его расстреляют. Но он уже не останавливался. Снаряд в ствол, доворот пушки по огонькам – выстрел!

      Он успел выстрелить четыре раза, израсходовав ящик картечных снарядов, когда рядом возник командир орудия:

      – Ты что вытворяешь? Куда стреляешь? Немцы?

      – Немцы… Волки в овечьей шкуре!

      Автоматная стрельба стихла, слышались только отдаленные выстрелы. Кто, в кого? Не понять.

      Прибежал комбат.

      – Что случилось?

      – К ополченцам автоматчики подобрались, я стрелял картечью.

      – Ой!.. – дальше следовали сплошные непечатные выражения.

      Комбат схватился за голову. За неправильные действия подчиненных всегда отвечал командир, и комбат уже сейчас чувствовал себя подсудимым. И штрафбат – это самое легкое, на что он мог рассчитывать.

      Он стащил Виктора с тягача за ногу.

      – Ну смотри! Если по своим стрелял, своей рукой шлепну, без трибунала обойдусь!

      Внезапно раздался топот ног, и к пушкарям подбежал запыхавшийся политрук ополченцев:

      – Кто стрелял?

      Комбат с мрачным лицом показал на Виктора.

      Политрук схватил руку Виктора и стал трясти ее:

      – Выручил! Автоматчики к нам прорвались! Тихо подошли, с тыла. И сразу – из всех стволов!

      Комбат понять не мог – откуда автоматчики? Но потом вспомнил об автоматах бойцов НКВД – только у них были ППД.

      – Где они?

      – Кто в живых остались – разбежались. Преследовать я запретил.

      – Ваш комбат где?

      – Наповал. У его окопа стрельба началась.

      – Вы все – за мной! И ты, политрук, тоже. Оружие наготове держать.

      Комбат направился к избам, где должны были располагаться бойцы НКВД, но избы были пусты. Решили ждать до рассвета, чтобы определиться со своими потерями и рассмотреть, кто напал. Никто уже не спал, все были возбуждены, да и – чего скрывать – боялись нового нападения.

      Потери у ополченцев были велики. Блиндажей построить они не успели, а в отрытых окопах и траншеях от автоматного огня погибли многие. Но и трупов в форме бойцов НКВД было много, три десятка. Получалось, что часть автоматчиков ушла.

      Политрук стал обыскивать карманы погибших. У всех красноармейские книжки – не подкопаешься. А только на шее на цепочке жетоны, как у немцев. И тут только поняли, что не бойцы НКВД это были, а диверсанты немецкие. И все равно политруку и комбату начальство в вину может поставить политическую близорукость и отсутствие бдительности – не рассмотрели врага.

      Комбат с политруком отошли в сторону и стали решать, как оправдываться будут за потери. Потом приказали собрать автоматы и патроны у убитых диверсантов – при отражении атаки они очень даже могут пригодиться.

      И в этот момент раздался сильный взрыв, хотя не было ни артналета, ни бомбежки – это взорвался заминированный немцами грузовик с боеприпасами батареи. Полуторку разнесло в клочья, и благо, никто не пострадал, поскольку грузовичок