Как я изменил свою жизнь к лучшему. Дарья Донцова

а потом еще и преподавала в его стенах. Только став экзаменатором, я поняла, что уровень подготовки отвечающего виден преподавателю с первых минут, и перестала удивляться своей «пятерке» на экзамене по истории.

      Французский язык я недолюбливаю до сих пор. А вот то, что Меншиков разворовал казенные средства и не вырыл вместо линий на Васильевском острове каналы – оно и к лучшему.

      Представляю себе студентов и преподавателей университета, гребущих веслами и пришвартовывающихся у факультетов…

      Кризис среднего возраста

      Андрей Геласимов, прозаик

      Сочинять истории я начал в самом нежном возрасте. Это помогало объяснить маме, где я шлялся до самого вечера. Потом стал все это записывать, поскольку приходил так поздно, что мама уже спала. В итоге сложилась первая книга. Именно тогда я понял, что самые важные вещи происходят в нашей жизни сами собой, а счастье – это когда тебе в радость все то, что ты должен делать.

* * *

      «Земную жизнь пройдя до половины,

      И очутился…»

      Я очень рано решил стать писателем. Практически в детстве. Тем более что мама всегда говорила обо мне – бездельник. И прятала мои книжки. Ну, то есть не мои, а другими писателями написанные, но я тогда твердо решил, что будут потом и мои. Не знаю когда, но будут. Потом я немного повзрослел, женился, окончил университет, но странная мечта меня не оставила. А за окном, на минуточку, девяностые годы, и минус пятьдесят два на термометре, и до Москвы самолетом шесть часов, и местное литературное сообщество размером в три с половиной читателя плюс один якутский поэт, который иногда в себе, а иногда начинает писать стихи про Париж.

      И вот я бреду себе в густом зимнем тумане, потому что в Якутске при сверхнизких температурах всегда сильный туман, и бреду я в сторону университета, где мне почти ничего не платят, поскольку я всего лишь ассистент кафедры, и где я в восемь часов утра в промерзшей насквозь поточной аудитории должен рассказывать первокурсникам о трагедиях Эсхила, на фоне которых моя собственная жизнь выглядит более-менее сносно, и это утешает, хотя денег практически нет, а детей, наоборот, – трое, и один, вот уже два года, с тех пор как родился, болеет, и куда там рассчитывать на зарплату, когда по всей стране такая разруха, а на Кавказе снова война, и я про мальчишек с этой войны уже начал писать повесть, но постоянно ее бросаю, потому что мне больно о них писать – и вот я бреду со всем этим в тумане, а навстречу мне выплывает хороший знакомый.

      Он тоже ассистент кафедры, но исторической, и он очень большой. Очевидно, историк сразу рождается крупным, чтобы потом, когда он добьется успеха, все говорили – это крупный историк. Но на данный момент успеха он не добился, и его габариты некоторых раздражают. Дней за пять или шесть до того, как мы с ним выныриваем из тумана, мы празднуем что-то у общего друга, и будущее светило исторической науки теряет вдруг осторожность, потому что рассчитывает на свою массу и думает, что его не развезет. Но получается так, что расчет не верен, и его не просто развозит – его разносит, его растаскивает