Они приходят ночью. Анна Фирсова

й тьмы и дикого нутряного воя.

      Я вскакиваю, хватаясь за горло цепкими пальцами. Судорожный вдох переходит к надсадный кашель. Не верю, что могу снова дышать полной грудью. Мокрые простыни липнут к разгорячённому телу. А за окном едва брезжит рассвет.

      С тех пор, как ушла жена, они приходят каждую ночь. Сначала меня смущали эти топот и лязганье, ворчание и шелест изо всех уголков квартиры. Признаться, даже пугали. Я не знал, что сделать, чтобы это прекратить.

      Они были разными, но все одинаково отравляли жизнь.

      – Ты не хо-очеш-шь ж-шить в одиноч-шестве, – шелестели они на ухо, пока я едва мог пошевелиться. Дрожа всем телом, не силах даже двинуть пальцем или вздохнуть поглубже для крика.

      Один прыгает по потолку, беснуется. Скачет, словно конь, только не конь это вовсе. Человекоподобная тень молчаливо глумится надо мной из угла над карнизом. И улыбается.

      Другой сидит в шкафу, хрустит остатками одежды погибшей женщины, которую я любил, и хихикает. Смех гадкий, пронзительный, пробирает до чёртиков. Внутри хочется выть.

      Но воет третий. Он бьёт посуду. Каждое утро – весь пол в новых осколках. На кухне – рыдания, всхлипывания, стоны:

      – А-а-а-а-а! О-о-о-о-о!

      Они мешают спать. Они не дают пошевелиться.

      Четвёртый сидит на груди и медленно расковыривает мои кости и плоть, мечтая добраться до души. С противным причмокиванием облизывает чёрные, паучьи пальцы.

      – Душ-ш-ша! – выдыхает он мне в лицо каждый раз прежде, чем раствориться.

      С клокотанием пробегают мелкие, зелёные, своим топотом напоминая стадо маленьких слонов. Перекатываются, словно бильярдные шары, и ухают, подражая ночным птицам. Жуткие рожи выпрыгивают на меня из тьмы, высовывая безобразные языки, покрытые язвами, капают на моё лицо и одежду кровью, вязкой с гнилостным запахом слюной.

      Ещё одни скачут рядом на кровати, хватают за ноги и за руки, забираются под одеяло, мешая Душеискателю, как я его окрестил. Ржут надо мной, выбрасывая свои неприлично длинные конечности, покрытые струпьями и чешуёй, в какой-то безумной пляске.

      А может, безумец тут только я?

***

      – Да у вас, молодой человек, налицо все признаки невроза! Попейте травки какой-нибудь, пустырничек вот, валерьяночки. Ну, в крайнем случае – магний!

      Добрый доктор… не Айболит, а Степан Викторович – на бейджике написано – почерком, напоминающим шнурок от старых телефонов, записывает мне названия растений, которые и без того в моём доме являются постоянными жителями, после меня и этих. Всё это я уже пробовал – безрезультатно.

      – Может, тогда направление к неврологу? – аккуратно спрашиваю я. Язык не поворачивается сказать страшное слово «психиатр». Это означает поставить на себе крест.

      – Показаний у вас нет, – со вздохом отвечает врач. – Вот если бы у вас какая-нибудь дорсопатия там была или руки немели… у вас бывают боли в спине?

      Бывают, и ещё какие. И не только в спине, а вообще по всему телу. Как будто меня подняли на высоту в три метра и резко бросили вниз, а потом ещё сверху попрыгали, потоптались, попинали своими лапищами… Стойте, ведь так всё и было.

      Так я и ответил Степану Викторовичу. Тот покликал что-то в компьютере. Поразительная тишина. Как манна небесная после всего бедлама, что творится в моём доме каждую ночь.

      – А ну, не засыпайте, пациент! Открыл вам направление, запишетесь в терминале внизу, доступ на месяц. Но вы валерьяночки-то попейте, сразу лучше будет.

      Месяц. Да я сегодня, если возможно, пойду к специалисту. Повезло – свободное окошко.

***

      – Ну-с, с чем пожаловали? На что жалуетесь, молодой человек?

      Какой я молодой! Чувствую себя рассыпающимся стариком, который еле допёр до поликлиники.

      – Бессонница, головные боли, ломота в суставах…

      Перечисляю симптомы этому усатому в очках, а сам думаю, что всё это – не про меня, а человек напротив подозрительно похож на того, который вешалки опустошает в коридоре и телевизор любит включать в гостиной ровно в три часа и три минуты после полуночи.

      – Что вы так смотрите? – врач поправляет усы и очки, которые делают его глаза огромными, как у филина. Бейджика у этого нет. Не знаю, как зовут.

      – Я очень устал. От того, что происходит.

      И неожиданно для себя выкладываю всю историю от и до. Поразительно, но невролог не перебивает меня, не щёлкает мышкой и не грозится сразу вызвать санитаров. Или полицию. Он учтиво кивает, а в конце наклоняется ближе и кладёт свою руку на моё предплечье.

      – Не переживайте. Вы, должно быть, решили, что спятили, да? Многие ко мне с таким приходят. Это явление называется «сонный паралич».

      Сонный паралич? Что-то такое я читал однажды в интернете. Не придал этому значения.

      – Как давно это началось?

      – Как ушла жена.

      – А как давно?

      – Полгода назад.

      Вот теперь он стучит