Последний мамин урок. Непридуманная повесть. Николай Иванович Карпин

ей о смерти, похоронах брата. Рассказал в подробностях, потому что она хорошо знала его. Закончив, спросил:

      – Мама говорила, что вы из Ленинграда?

      В моей голове никак не укладывалось, как это городской человек может так прикипеть к сельской жизни.

      – Да, я коренная ленинградка, – подтвердила она и взялась рассказывать: – Мне исполнилось 11 лет, когда началась война. Через несколько дней после ее начала папа зашел домой проститься. А вскоре где-то под Лугой погиб. Где похоронен, я не знаю. Мама в первые месяцы войны работала на ткацкой фабрике «Красная Заря». Потом работы не стало и ее сократили. Хлеб давали по карточкам. Норму все урезали. С нами жила наша бабушка. Мы на троих стали получать по 200 г хлеба.

      Потом стали бомбить. Сначала мы спускались в подвал или, как его там называют, в бомбоубежище, а потом перестали. Мы жили на шестом этаже. Пока спустишься вниз, бомбежка уже прекратится. В наш дом бомбы не попали, а дом напротив полностью развалили. К тому времени мы уже ослабли. Поначалу бабушка варила нам какую-то похлебку из клея, примешивала в нее чего-то. Потом слегла. Я как-то собралась на улицу, бабушка говорит: «Зина, останься со мной». Я говорю ей: «Я сейчас бабушка, я скоро». Вернулась домой, она уже мертвая. Недалеко от нас располагался рынок. У нас были хорошие вещи. Чтобы как-то выжить, мама стала продавать их на рынке. Однажды нас забрали два милиционера. Привели к себе и сказали, чтобы нас они больше здесь на рынке не видели. Это какое-то вредительство было, ведь там торговали хлебом, который в магазине лишь по карточкам можно было получить, другими продуктами торговали. Когда возвратились домой, мама села на стул и заплакала. Она еще некоторое время ходила, потом слегла, как бабушка. Это было в марте. Помню, солнышко уже пригревало. Хорошо на улице, и мы с подружкой из нашего дома решили погулять. Снег в некоторых местах протаял до асфальта. В одном месте на нем даже сохранились выведенные мелком клеточки для игры в классики. Мы давай по тем клеточкам прыгать. Я прыгнула и не смогла удержаться на ногах, упала. Тогда стала прыгать подружка и тоже упала. Такие мы были слабые. Ручки, как прутики, кожа висит вся. (Тетя Зина оттянула рукав своей вязаной кофты, показывала, как висела ее кожа.) Потом мы пошли к сараю, за которым стоял дом. В нем до войны евреи жили. Дом одноэтажный деревянный. Вместо дома лежала огромная воронка, такая, как вот этот. (И тетя Зина рукой обвела пространство своего домика.) Глубокая воронка. А на дне воронки лежала голова молодой девушки с кудрявыми черными волосами. Голова вытаяла из-под снега. Трупов тогда было навалено кругом. Их подъедали. От голода люди занимались людоедством. Только это скрывалось. Рассказывали, что некоторые целыми бачками солили впрок человеческое мясо. Люди выносили покойников и оставляли, потому что тащить дальше сил не было… Так было тогда.

      Когда я вернулась с улицы, мама мне говорит: «Зина, дай мне воды». Я принесла. Она отпила чуток, голова у нее откинулась. Я стала звать ее. Она не отзывается.