Комплекс хорошей девочки. Эль Кеннеди

беспокоится Мак.

      – В полном.

      Мы оба тяжело дышим после изнурительной борьбы с волнами. Теперь вокруг почти полная темнота, и единственный свет исходит от набережной, поэтому Маккензи для меня превращается в смутный силуэт.

      Я выхожу из себя, приближаясь к ней.

      – Что это, черт возьми, такое было?

      Маккензи ставит руку на обнаженное бедро, а другой держит неблагодарную псину.

      – Серьезно? – восклицает она. – Ты злишься из-за того, что я хотела, чтобы ты спас беспомощное животное? Она же могла умереть!

      – Ты могла умереть! Видела течение, малышка? Это гребаное дерьмо могло утащить тебя в открытое море. По крайней мере, раз в год кто-нибудь здесь тонет, и это так по-идиотски.

      – Я тебе не малышка, – ворчит она. – И ты что, назвал меня идиоткой?

      – Если ведешь себя как идиотка, значит…

      Я раздраженно встряхиваю головой, чтобы избавиться от влаги. От меня не ускользает, что собака делает то же самое. Что ж, похоже, мы оба – свободные животные.

      Маккензи крепче прижимает к себе своего нового питомца.

      – Я не стану извиняться за то, что у меня есть сердце. Поверить не могу, что ты был готов оставить этого щенка умирать. О боже. Я дружу с убийцей щенков.

      У меня чуть челюсть не отваливается.

      Господи, как же сложно с этой девчонкой. Я еще никогда так не старался, чтобы заполучить кого-то. И, даже несмотря на то, что меня чуть не искусали до смерти, да и к тому же обвинили в попытке убийства собаки, моя злость растворяется в приступе хохота. Я сгибаюсь пополам, капая морской водой на песок, и умираю от смеха.

      – Почему ты смеешься? – требовательно спрашивает она.

      – Ты назвала меня убийцей щенят, – продолжаю я хохотать. – Ты спятила.

      Спустя секунду она тоже начинает смеяться. Взгляд собаки мечется между нами, пока мы, мокрые и полуголые, стоим и трясемся от смеха, как двое сумасшедших.

      – Ладно, – смягчается она, когда, наконец, немного успокаивается. – Возможно, я немного перегнула палку. Знаю, ты просто волновался за мою безопасность. И спасибо тебе за то, что приплыл туда помочь. Я ценю это.

      – Не за что.

      Я поднимаю джинсы за пояс. Мои мокрые боксеры прилипли к промежности, из-за чего трудно застегнуть джинсы.

      – Давай соберем наши вещи и поедем ко мне домой. Мне надо переодеться. Ты сможешь там обсохнуть, а потом я отвезу тебя.

      Она молчит, уставившись на меня.

      – Да, – вздыхаю я, – и захвати собаку.

      Когда мы подъезжаем, я вижу, что в доме нет света. Ни мотоцикла Эвана, ни джипа, на котором мы ездим. Входная дверь закрыта. Мы с Мак подходим к порогу. Слава богу, внутри не такой ужасный беспорядок, как обычно. Наши друзья имеют скверную привычку использовать этот дом для вечеринок или для передышки между походами по барам, оставляя после себя его в плачевном состоянии. Мы с Эваном хоть и не следуем всеобщим правилам, однако стараемся содержать