Последний ход за белой королевой. Олег Агранянц

в посольство и скажите, чтобы я заказал билет в Москву. Дату назовете на три дня после даты встречи.

      – А время?

      – Неважно. Мы все равно начнем прикрытие с утра. Если будет что-то не так, то, как обычно, мимо пройдет кто-нибудь из наших. Это означает…

      – Что мне надо ехать в посольство. Потому что у меня скоропостижно скончался отец, который умер десять лет назад.

      Тростников засмеялся.

      – А за Пирелли мы поглядываем. У нее поклонник завелся. На сером «Альфа-Ромео». Один раз даже машина оставалась на ночь у ее дома. Но вы не волнуйтесь, Евгений Николаевич. Ничего у него не получится.

      – Почему?

      – Агентурная работа у нас на высоте. Мы проследили, он болеет за «Лацио». А она… она ведь в компартии.

      – Была.

      – Неважно. Они все там болеют за «Рому». Знаете, как это в Риме важно.

      Это я знал и поэтому, чтобы не наживать себе врагов, когда меня спрашивали, за какую команду болею, отвечал «Tifo Vincenza», болею за Винченцу. И что удивительно, все воспринимали это как должное.

      – Ваш паспорт мы получили. Вам он нужен?

      – Пока не знаю. На всякий случай проставьте вылет из Монреаля вчера и прилет в Рим сегодня.

      – Будет сделано.

      Принесли семгу. Чтобы угодить Володе, я принялся восхищаться. Он обрадовался:

      – Вы первый, кому она понравилась.

      – Теперь напомни, кого ты хочешь мне показать.

      Резидентура нашла двоих, с которыми намеревались установить «особые» отношения. Колосов хотел, чтобы я с ними встретился и составил о них хотя бы поверхностное представление.

      – Художник. Очень прогрессивных взглядов. И дама. Дура набитая. Левая до умопомрачения. Жена президента компании, выпускающей лазерные устройства.

      – Когда я смогу на них посмотреть?

      – Завтра.

      Договорились, что завтра утром он заедет за мной.

      – А теперь отвези меня в отель.

      50. Дама и прогрессивный художник

      Тростников заехал в одиннадцать часов.

      – Сначала дама. Она сейчас на каком-то заседании в ФАО. Мы поедем к Читову. Он вас с ней познакомит.

      Петр Христофорович Читов уже лет восемь без перерыва работал в ФАО, что в переводе на русский язык означает «Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН». В международные чиновники он попал случайно. В партком Московского пищевого института, где он преподавал без малого два десятка лет, пришла разнарядка на просмотр в ФАО. В тот год он оказался избранным в партком и, к его счастью, никто из партийного начальства желания уходить из института не выказал. Его и рекомендовали.

      Тихий, незарывающийся, он трезво оценил свое положение в посольстве: регулярно приносил в резидентуру все интересное, что проходило через его руки, первые годы – до отмены приказа – безропотно отдавал в кассу посольства часть зарплаты, получаемой в ФАО, во всем соглашался не только с послом и резидентом, но и со всеми влиятельными дипломатами.

      Настоящая фамилия его была Шитов. Но чиновник из Консульского отдела МИДа решил, что она неблагозвучна по-английски. И хотя в Италии мало