Млада. Рекреона Качелинск

жно, но духи уже пришли на дымный призыв, волхву пришлось быстро зарезать жертвенного петуха, который тут же начал скакать по землянке, брызжа во все стороны горячей кровью. В морозном воздухе людской вой разносился далеко. Умер кто-то.

      Утром в низкую дверь постучали. Волхв, полночи гонявший бесенят, был не в духе, но всё-таки вышел. На пороге стоял седой сгорбленный старик.

      – Померла Добрава,– сообщил он утирая слезу. – И младенчик мёртвым вышел…

      – Схороните! –хмуро буркнул волхв. – Чего от меня-то хочешь, старик?

      – Любомир хочет поговорить с тобой,– так же грустно ответил дед. – Не откажи в просьбе безутешному вдовцу.

      –Чего сам не пришел? – возмутился волхв, потирая опухшие глаза. – Молодого нашли, бегать?

      – Безутешен. Рыдает,– старик опустил взор.

      – Да… Я слышал…

      Он накинул бурку, притворил дверь и пошел за стариком. Тот привёл Волхва в большой терем, у которого сидели плакальщицы и выли одна страшнее другой. Завидев Чаклуна все умолки. Пройдя в терем он увидел:

      На длинной, широкой лавке лежало облачённое в белое бездыханное тело Добравы – дородной девки безвременно почившей в родах, а рядом на колоде сидел Любомир, её вдовец. Тот прижимал к груди какой-то свёрток и раскачивался вперёд-назад.

      – Чего звал? – буркнул волхв. – Мертва, с порога видно…

      – Мы хотели назвать его Ждан, – безлико произнёс Любомир.– Потому, что долгожданный…

      – Хорошее имя,– одобрил кудесник.

      – Она носила петуха Ладе вчера утром,– Любомир встал со своей колоды и подошел к Волхву поближе. – Почему Лада не сберегла хотя бы дитя?

      Любомир смотрел Жрецу прямо в глаза из-под бурых косматых бровей.

      – Надо было призвать Берегинь,– пожал плечами Волхв. – Лада капризна… Ты позвал меня, чтобы поговорить о Ладе?

      – Нет,– Любомир снова уселся на колоду. – Я лишился всего… Всего… одним махом! – из глаз Любомира катились крупные как клюква слёзы и скрывались в густой бороде.

      – Принеси жертву Семарглу, в упокоение их душ,– Волхв лениво почесал свою серую бороду. – Хочешь, я принесу?

      – Я хочу, чтобы ты вернул мне сына,– сказал Любомир тоном, не терпящим возражений.

      – В уме ли ты, мужик? – Волхв округлил водянистые глаза. – Род…

      – Род,– перебил Любомир вскочив. – Видел, что мой сын умрёт! За что так наказал? Я отдал быка, когда узнал, что Добрава понесла!

      – Навь не отдаст,– Чаклун смотрел на Любомира без страха, хотя и знал, как суров и скор ипат на расправу. – Ты это понимаешь?

      – Я уверен, что ты придумаешь как вернуть мне сына,– рыкнул Любомир, падая на колоду. – Или я тебя самого принесу Роду в жертву!

      – Не забывайся, воевода,– спокойно произнёс Волхв. – Я могу лишь сделать его … покровителем твоего рода…

      – Как это? – поднял глаза Любомир.

      – Понимаешь,– Волхв присел на корточки. – Похоронив младенца под домом, ты сможешь заключить с ним… – почесал в затылке. – Некий договор… Незримое присутствие сына, а иногда и зримое взамен на… к примеру, постоянные подношения.

      – Домовой,– начал было Любомир, но Волхв его перебил:

      – У вас его нет,– скривился он. – Он бы охал к худу и тогда, Добрава прибёгла бы ко мне до того, как помереть, прихватив с собой сына…

      – Ты говоришь о моей жене! – крикнул Любомир.

      – Я сказал, что-то не так? Домовой охал?

      – Нет,– рыкнул Любомир. – Добрава…видела Богинку…

      – Тьфу ты,– сплюнул Волхв. – Чего ж не прибёгла?

      – Прибёгла… к Ладе…

      – Хорошо…– протянул Волхв. – Решай, воевода, пора ….

      Он кивнул в сторону Добравы.

      Горели деревни. Варяги и дружина Владимира не щадила никого. Они принесли чужого бога. Распятого и воскресшего, но чужого. Все, кто не хотел принимать чужую веру были изрублены мечами и выброшены в реки, заперты внутри горящих изб, утоплены. И великий плач стоял над землёю Русской.

      Нива плелась по извилистой размытой дороге к посёлку Шубино Новгородской области.

      – Бабка моя немного того была,– Сергей жевал бутерброд с колбасой. – Я ещё в детстве, когда тут лето проводил то и дело замечал, что она в сад носит конфетки и яблоки, а один раз увидел, как она под дом их закапывает.

      – Домового кормила? – спросила Маринка с заднего сидения.

      – Дура, домового в доме кормят,– фыркнул её брат Стас. – На то он и домовой.

      Марина надулась и уставилась в окно. Стас открыл форточку и закурил.

      – Хорош смолить,– крикнул Сергей. – Мне в глаза дым лезет! Матушка говорила, что Бабуля моя всегда была немного не в себе…

      – Бухала? – осклабился Стас.

      – Нет,– холодно ответил Сергей. – С чудинкой просто была. Болтала с кем-то в пустой комнате, вот конфетки ныкала … Но не буянила и ладно.

      Нива