Венок из лотоса. Джеймс Хедли Чейз

орый приготовил повар Донг Хам, и поднялся в спальню для послеобеденного сна. Свежесть кондиционированного воздуха не успокоила. Росло раздражение. Внизу громко разговаривали слуги, издали радио доносило нестройные звуки вьетнамских мелодий, по улице со скребущим душу треском проносились мотоциклы.

      Обычно это не мешало ему, но сегодня он чувствовал, что не сможет уснуть. Он достал и зажег сигарету, чтобы стряхнуть охватившую его угнетенность.

      Сайгонские воскресенья стали для него ненавистны.

      В течение недели работа отвлекала его. Он служил в судоходной компании – не особо интересное занятие, но оплачивалось хорошо. А денег ему требовалось немало: он любил выпить и делал это от души, кроме того, обременяли расходы по содержанию бывшей жены.

      Он лежал, чувствуя, как по груди стекают капельки пота, и уныло думал, что через три дня опять надо будет высылать жене чек. В банке осталось только 8 тысяч пиастров, а до конца месяца еще черт знает сколько времени.

      Безрассудно было с его стороны покупать эту картину. Для него это непозволительная роскошь, но в то же время он вспоминал о своем приобретении с большим удовольствием. Он увидел картину в лавочке на Донг Ту До, и она сразу же привлекла его внимание. Это было акварельное изображение девушки в национальной вьетнамской одежде – белых шелковых брюках, бледно-розовой накидке и высокой соломенной шляпе. Девушка стояла на фоне светлой стены, увитой плющом. Она напоминала ему Нхан. Такое же невинное выражение кукольного личика, такая же мальчишеская осанка. Девушка на картине вполне могла быть Нхан, хотя он знал, что Нхан ни за что бы не стала позировать художнику.

      Он вспомнил, что картина все еще не распакована. И вдруг захотелось увидеть, как она будет смотреться в гостиной. Он поднялся и, не надевая туфель, босиком спустился в гостиную.

      Хоум, его слуга, неторопливо вытирал обеденный стол и с удивлением уставился на вошедшего в комнату Джеффа.

      Хоуму было тридцать шесть лет. Это был маленький худенький человечек, его загоревшее личико походило на лисью мордочку. Производимое им впечатление физической слабости было обманчиво, в действительности он мог выполнить самую тяжелую работу, не выказывая при этом ни малейших признаков усталости.

      – Принеси мне молоток, гвозди и лестницу, – велел Джефф.

      Хоум раскрыл от удивления рот и, по всей вероятности, размышлял, не сошел ли с ума его хозяин. Поэтому Джефф добавил:

      – Я купил картину. Хочу повесить ее на стену.

      Хоум понял смысл распоряжения. Он улыбнулся, блеснув золотыми зубами.

      – Сию минуту, сэр, – сказал он и выскочил из комнаты.

      Джефф подошел к стоявшей у стены упакованной и обвязанной шпагатом картине. Он сорвал упаковку, поставил картину на стол и посмотрел на нее. Он любовался ею, когда появился Хоум со стремянкой, молотком и зажатым в зубах гвоздем. Он установил лестницу у стены и с любопытством подошел к картине.

      Джефф наблюдал за ним. Выражение лица слуги не изменилось, и все-таки Джефф почувствовал осуждение. Он знал, что Хоум не одобряет его отношений с вьетнамской девушкой и считает, что он специально, назло ему хочет повесить эту картину.

      Разумеется, нет. Джеффу было небезразлично, что о нем думают слуги. Он был осторожен во всем, что касалось его отношений с Нхан. И для него, и для нее было важно избежать сплетен. Но в Сайгоне сохранить тайну было невозможно, особенно если дело касалось любовных историй.

      Новость, что он познакомился с танцовщицей из «Парадиз-клуба», влюбился в нее и она регулярно навещает его, распространилась среди европейской колонии Сайгона с потрясающей быстротой, изумившей и озадачившей Джеффа. И это произошло, несмотря на все предосторожности, которые были сделаны, чтобы избежать сплетен. Нхан приходила к нему только после наступления темноты. Она проскальзывала в дом как привидение. А покидала его задолго до восхода солнца. И все-таки все европейские обыватели Сайгона знали об этих визитах и сплетничали о них с тем неизменным сладострастием, с каким обсуждаются постельные приключения.

      Хотя оба его слуги спали в маленьком домике в глубине двора, служившем одновременно кухней и спальней для слуг, они тоже знали о посещениях Нхан и, будучи вьетнамцами, проявляли в этом вопросе большую нетерпимость, чем его европейские друзья. Они молчаливо выражали свое отношение, давая почувствовать хозяину, насколько низко он пал, приводя в дом вьетнамскую девушку, а не какую-нибудь замужнюю или холостую европейскую женщину, которые специально используются для подобных целей.

      Джефф встретил Нхан Ли Квон в «Парадиз-клубе» в Шолоне – полутемном танцзале, где одинокие европейцы, вьетнамцы и китайцы подыскивали себе подходящих женщин.

      Хозяином клуба был толстый веселый китаец, называвший себя Блэкки Ли. Его обширная клиентура давала ему значительные доходы, позволявшие содержать молоденьких, прелестных вьетнамских и китайских девушек.

      За 120 пиастров в час или приблизительно за полтора доллара можно было нанять девушку. Ее обязанностью было танцевать, разделить стол и беседовать с вами, если вам