Сачок для бабочек. Александр Кваченюк-Борецкий

чудесной панорамой весны, тупо глядя себе под ноги, я вдруг едва не столкнулся нос к носу… С кем бы вы думали? Оторвав взгляд от пыльной деревенской стези, я внезапно обнаружил прямо перед собой… Мать Евы!

      – На ловца – и зверь!.. – изрекла она мрачным тоном, не предвещавшим мне ничего хорошего.

      – Здрасте, теть Дань! – сделав вид, что ее «приветствие» не показалось мне странным, сказал я.

      – Простынь-то, что на Евкиной кровати испоганил, сам стирать будешь или мне в суде ее представить, как улику?..

      – Какую улику? – сделав удивленное лицо, поначалу даже опешил я.

      – Такую, что ты, негодяй, изнасиловал мою дочь!

      Ее слова, точно обухом, шандарахнули меня по голове. Почувствовав ужасную сухость во рту, я в ответ не мог произнести ни слова. Словно завороженный смотрел я в злющие глазки этой женщины, прежде всегда такой приветливой и доброжелательной, и мне казалось, что вот-вот она, точно большая дикая кошка, пружинисто изогнувшись, бросится на меня и вонзится когтями и зубами мне в горло!..

      – Ну, гаденыш этакий, молись богу, чтобы моя Евка не забрюхатела!.. Иначе, кранты – тебе! Кранты! Так и знай… Понял?!

      И женщина, с трудом сдерживая негодование, от которого лицо ее ужасно раскраснелось, а глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит, в бешенстве размахивая руками, удалилась прочь.

      – Сынок! Как же ты мог на такое?.. Как? У меня в голове не укладывается! – накинулась на меня мать, едва я переступил порог.

      Волосы у нее были растрепаны, руки мелко и часто тряслись. Она, не отрываясь, смотрела на меня, и в ее взоре читались то боль и гнев, то надежда и отчаяние.

      – Неужели это – правда? Ответь мне сейчас же! Ответь!

      Скинув обувку, я прошел в комнату и устало опустился на стул.

      – Какая правда?! О чем ты говоришь?

      – О том, что я недавно слышала своими ушами!..

      – И ты веришь всему, что тебе скажут?

      Наконец, взгляды наши встретились.

      – Что же мне остается, по-твоему, когда в дом ко мне врываются и поносят меня и моего сына самыми последними словами?! А потом еще и угрожают посадить тебя в тюрьму! А то и – того хуже…

      – Да, ничего они не смогут сделать, мать! Пошумят, пошумят, да, перестанут!..

      – Хорошо, коли так!

      – Ты больше не пускай ее в дом! Родительницу Евкину… Не должна она на тебе отыгрываться. Злобу свою срывать. Ты – здесь, ни причем! Я – уже сам взрослый. Разберусь, что – к чему!

      Мать часто захлюпала носом. Не в силах больше сдерживаться, она вдруг уткнулась лицом в ладони. Вслед за глухими стонами горькие рыдания вырвались у нее из груди.

      – Да, будет тебе, мам, сырость зря разводить! Будет!

      Жалость кольнула меня в самое сердце. Я подошел к матери и, нежно обняв ее, не отпускал до тех пор, пока она не перестала вздрагивать всем телом.

      – Ну, вот и – ладно! Вот и – хорошо!..

      – Что ж –