В тени королевы. Элизабет Фримантл

но, несомненно, так и есть.

      – А люди верят, что Кэтрин вернулась в католическую веру?

      – Верят, grace a Dieu[27]; никто не сомневается, что все Греи теперь добрые паписты. Только… ты же знаешь, каково это. – О да, Левина знает! – Я убедила ее оставить мне хотя бы Мэри, – продолжает Фрэнсис. – Мэри никто не считает угрозой, так что она отправится со мной в Бомэнор, а во дворце будет появляться лишь изредка. Кэтрин отведут отдельные покои.

      – Выходит, она больше не будет жить в комнате младших фрейлин под строгим надзором мистрис Пойнтц? – Пожалуй, не слишком хорошее решение, думает Левина.

      – Знаю. Это честь для нее.

      – Я бы сказала, довольно опасная честь.

      Фрэнсис кивает.

      – Левина, ты за ней присмотришь? Я беспокоюсь о Кэтрин. Она легкомысленна и порывиста; бог знает, в какую беду дочь может попасть без меня!

      – Разумеется, присмотрю! Ты же знаешь, твои девочки для меня как родные. И с Кэтрин буду обходиться, как с собственной дочерью.

      – Столько беспокойства из-за истории с молодым Гербертом! Пемброк даже со мной об этом разговаривал.

      – О боже! – Левина догадывается, что разговор вышел не особенно приятный.

      – Сына он отослал и, видимо, скоро отправит на войну с французами. Так что они с Кэтрин расстанутся надолго. Знаю, пора думать о том, чтобы подыскать ей другого жениха, но не представляю, кто в здравом уме сейчас захочет связывать судьбу с Греями.

      Левина думает о Гарри Герберте: он не старше Маркуса – еще совсем мальчик! И все эти английские мальчики, сыновья придворных, что готовятся к сражениям на чужой войне… Порой она видит их на арене для турниров: возятся, как щенята, смеются, хорохорятся друг перед другом, еще безбородые, еще по-детски неуклюжие. Невозможно думать о том, что им придется увидеть, какие страдания претерпеть.

      – Фрэнсис, я позабочусь о том, чтобы Кэтрин не попала в беду. Обещаю, – произносит она твердо, глядя подруге в глаза.

      – И еще одно, – говорит Фрэнсис, понизив голос, хотя рядом никого нет. Достает из рукава сложенный лист бумаги, протягивает Левине. – Прочти.

      – Что это? – спрашивает Левина, разворачивая бумагу.

      Несколько строк аккуратным почерком. Левина пробегает их глазами. «Посылаю тебе, моя добрая сестра Кэтрин, эту книгу; пусть переплет ее не украшен золотом – она дороже любых сокровищ мира…» Письмо Джейн! «Она научит тебя, как жить, и расскажет тебе, как умирать».

      Перед глазами у Левины встает сцена, навеки запечатлевшаяся в памяти: Джейн с завязанными глазами шарит руками перед собой, нащупывая плаху.

      – О, Фрэнсис! – говорит она дрогнувшим голосом.

      – Я переписала это из Нового Завета Джейн. – Недолгое молчание. – Ви́на, у меня к тебе просьба. Но ты должна понимать, что свободна отказаться, и если откажешься – я не стану тебя осуждать. Что бы ни случилось, не хочу терять твою дружбу.

      – Что за просьба? Говори.

      – Ты сможешь как-нибудь передать это в Брюгге? Может быть, спрячешь в какой-нибудь посылке, которую

27

Благодарение Богу (фр.).