Мне есть что предъявить. Михаил Гарцев

      со дна хрустального колодца

      в янтарном просверке конька,

      и крепко сдобренный морозцем

      ТОТ пряный запах табака.

      Примитивизм, или Ответ эстетам-формалистам

      Ох, художники-эстеты,

      Ваши сочные портреты…

      Богатейшая палитра…

      Просто глаз не оторвать,

      а мы с Нико Пиросмани,

      закусив цветком герани,

      на расклеенном диване,

      оприходовав пол-литра,

      распевали… твою мать.

      Ох, поэты-формалисты,

      Ваши строчки так речисты.

      Мысли флёр окутал тонкий,

      да и чувств поток не слаб,

      а мы с Нико Пиросмани,

      нашу встречу остаканив,

      в затрапезном ресторане

      на застиранной клеёнке

      рисовали голых баб.

      Ох уж, интеллектуалы,

      без штамповки и лекала,

      как играете Вы в бисер,

      любо-дорого смотреть,

      а мы с Нико Пиросмани,

      утром встретившись в тумане,

      наглотавшись всякой дряни,

      по Закону Высших Чисел

      не дразнить решили смерть.

      Вы рисуете картины,

      рассыпая бисерины,

      их нанизывая вскоре

      на искусственную нить,

      а мы с Нико Пиросмани

      у последней стали грани,

      там за ней нас кто-то манит,

      подслащая жизни горечь,

      обещая нас любить.

      «Замок жемчужный…»

      Замок жемчужный

      в небе завис одиноко.

      Тает окружность

      в мареве летнего зноя.

      Мир перегружен

      вздохами горьких упрёков,

      лютою стужей —

      нашей с тобою виною.

      Символов груда

      в мире разбросана зыбком.

      Свет изумруда

      в отзвуке горных обвалов.

      В толще Талмуда

      Библия прячет улыбку.

      Из ниоткуда

      капля живая упала.

      Радужной капли

      не удержать на ладони.

      Силы иссякли

      в мареве знойного лета.

      Солнечный маклер

      плавится, плачет и стонет.

      Звёзды размякли

      в хлябях астрального света.

      «С детства вижу картинку…»

      С детства вижу картинку:

      вдаль струится ручей…

      Я бессмертной былинкой

      на скользящем луче

      в непрерывном движенье,

      веру в чудо храня,

      вдруг замру на мгновенье

      у излучины дня.

      Перед встречным потоком

      всплесков полная горсть.

      Стайки трепетных токов,

      обретающих плоть.

      Ты – дом моего бытия

      По правде, эпитет «великий»

      навряд ли ласкает мой слух,

      отчизны моей светлоликой

      смущая помпезностью дух.

      У родины вечно на страже

      стоим, за отчизну моля…

      Но кто же о матери скажет:

      ВЕЛИКАЯ МАМА МОЯ?

      Хотим её видеть здоровой,

      разумной и сильной, как встарь…

      Но отзвуки русского слова —

      горящий любовью янтарь.

      Сбиваю сомнений оковы,

      гоню понимание вспять…

      ВЕЛИКОМУ РУССКОМУ СЛОВУ

      эпитет «великий» подстать.

      Скучаю с тобою в разлуке,

      мне тяга к другим – не с руки.

      Все иноязычные звуки

      ведут к созреванью тоски.

      Я стал бы отшельник, молчальник —

      мирской суеты мне не жаль —

      но я берегу изначально

      твою вековую печаль.

      Стою часовым на границах

      твоей непорочной красы

      в сполохах вечерней зарницы,

      и в утренних каплях росы.

      С тобой я отважный воитель —

      в ладье неземного литья.

      Ты – друг мой и ангел хранитель,

      ТЫ – ДОМ МОЕГО БЫТИЯ.

      Подражание Бродскому

      Как