Дети ночи. Дэн Симмонс

им бутылку с жидкостью, напоминающей обезжиренное молоко, а затем, как только ребенок начинал сосать, делали ему укол. Потом сестра вытирала иглу тряпкой, которую носила за поясом, втыкала ее в большой флакон на подносе и делала укол следующему ребенку.

      – Матерь Божья, – прошептал Эймсли. – У вас нет одноразовых шприцев?

      Фортуна развел руками.

      – Капиталистическая роскошь.

      Лицо Эймсли приобрело такой багровый оттенок, что я подумал, не хватит ли его сейчас удар.

      – А что вы скажете тогда насчет элементарных автоклавов?

      Фортуна пожал плечами и спросил что-то у ближайшей сестры. Она коротко ответила и продолжила делать уколы.

      – Она говорить, автоклав сломан. Сломался. Послан на ремонт в Министерство здравоохранения, – перевел Фортуна.

      – Когда? – прорычал Эймсли.

      – Он сломан четыре года, – сказал Фортуна, после того как окликнул поглощенную своим занятием женщину. Отвечая, она даже не обернулась. – Она говорить, что это было за четыре года до того, как его отправить для ремонта в прошлом году.

      Доктор Эймсли приблизился к ребенку шести-семи лет, посасывавшему бутылочку, лежа в кровати. Смесь по виду напоминала мутно-белую водицу.

      – А что это они колют, витамины?

      – Да нет, – сказал Фортуна. – Кровь.

      Доктор Эймсли замер, потом медленно повернулся.

      – Кровь?

      – Да-да. Кровь взрослых. Она делает маленькие дети сильными. Министерство здравоохранения одобрять… Они говорить, это очень… как это у вас?… передовая медицина.

      Эймсли шагнул в сторону сестры, потом – к Фортуне, затем резко развернулся в мою сторону с таким видом, словно убил бы обоих, будь они поближе.

      – Кровь взрослых, Трент! Господи Иисусе. Да ведь эта теория умерла вместе с газовыми фонарями и котелками. Бог ты мой, неужели они не понимают?…

      Он снова повернулся к Фортуне.

      – Фортуна, где они берут эту… взрослую кровь?

      – Ее жертвовать… нет, не то слово. Не жертвовать – продавать, да. Те люди в больших городах, у которых совсем нет денег, они продавать кровь для детей. Пятнадцать лей за один раз.

      Доктор Эймсли издал какой-то хриплый горловой звук, вскоре перешедший во всхлипы. Закрыв глаза рукой, он, пошатываясь, отступил назад и прислонился к тележке, заставленной бутылками с темной жидкостью.

      – Платные доноры, – шепотом говорил он сам себе. – Бродяги… наркоманы… проститутки… И это вводят детям в государственных детских домах многоразовыми нестерилизованными шприцами.

      Эймсли всхлипывал все громче, затем присел на грязные полотенца, все еще прикрывая глаза рукой. Из груди у него вырвались звуки, похожие на смех.

      – Сколько… – начал было он, закашлялся и, наконец, спросил у Фортуны: – Сколько было инфицированных СПИД по оценкам этого самого Патраску?

      Фортуна нахмурился, напрягая память.

      – Думаю, наверное, он найти восемьсот из первые две тысяча. После этого цифры больше.

      Держа