Колокол по Хэму. Дэн Симмонс

нужно подстричь волосы, дочка, – заявил Хемингуэй. – И открыть уши. Надеюсь, у тебя красивые уши.

      Бергман стянула волосы в тугой пучок и склонила голову.

      – У тебя красивые уши, – сказал писатель. – Вернее, идеальные. Именно такие уши у Марии.

      – И до какой же длины мне подстричься? – спросила Бергман. – Прежде чем мне отказались дать роль, я прочла сюжет добрый десяток раз, но не запомнила, какой длины у Марии волосы.

      – Короткие, – ответил Хемингуэй.

      – Но не такие короткие, как у Веры Зориной, – сухо заметил Купер. – Она похожа на кролика, угодившего в молотилку.

      – Тише, – попросила Бергман, робко, но ласково прикасаясь к его руке. – Вы говорите ужасные вещи. К тому же Вера получила роль. А я – нет. И вообще, весь этот разговор о длине волос кажется мне глупым. Ведь правда, Папа?

      Эти ее слова были обращены к Хемингуэю. Я впервые услышал, как его называют Папой.

      Хемингуэй, сидевший во главе стола, нахмурился.

      – Нет, это не глупый разговор, дочка. Ты и есть Мария.

      И всегда ею была. И ты обязательно будешь Марией.

      Бергман вздохнула. Я заметил на ее ресницах слезы.

      Марта Геллхорн, сидевшая напротив мужа, откашлялась:

      – На самом деле, Эрнест, Ингрид не всегда была Марией.

      Если помнишь, ты утверждал, что писал Марию с меня.

      Хемингуэй сердито посмотрел на нее.

      – Разумеется, – едва ли не прорычал он. – И ты об этом знаешь. Но Ингрид всегда была актрисой, которая должна сыграть Марию. – Он вскочил на ноги. – Подождите минутку. Я принесу книгу и прочту вам, какие у Марии волосы.

      Разговор утих. Мы сидели за длинным столом и ждали возвращения Хемингуэя с книгой.

* * *

      Я услышал звук подъезжающих машин, еще сидя в ванне флигеля. Пробило лишь половину седьмого. Потом со стороны бассейна и лужайки донесся смех и плеск напитков, разливаемых по бокалам. Я услышал чистый звучный тенор Хемингуэя, рассказывающего какой-то анекдот, и еще более громкий смех после того, как он произнес ключевую фразу. В одном нижнем белье я уселся в кресло и до четверти восьмого читал гаванскую газету. Потом я надел свой лучший льняной костюм и торопливо прошагал по дорожке к главному дому.

      Мальчик-слуга по имени Рене впустил меня внутрь. Одна из горничных проводила в длинную гостиную. Там было пятеро гостей – четверо мужчин и молодая женщина – и, судя по их розовым лицам и раскованному смеху, они продолжали возлияния с тех самых пор, когда появились здесь. Все были хорошо одеты. На Хемингуэе был мятый костюм с криво повязанным галстуком, но, побрившись и тщательно зачесав волосы назад, он выглядел опрятным и подтянутым. Остальные мужчины также носили костюмы, а Геллхорн и молодая женщина – черные платья. Хемингуэй представил меня собравшимся:

      – Познакомьтесь с господином Джозефом Лукасом, сотрудником нашего посольства. Он поможет мне в океанографических исследованиях, которыми я займусь в ближайшие месяцы. Джозеф, это доктор Хосе Луис Геррера Сотолонго, мой личный врач и добрый друг еще с тех пор, когда мы вм