Дядя Ваня. Антон Чехов

получила я письмо из Харькова от Павла Алексеевича… Прислал свою новую брошюру…

      Астров. Интересно?

      Мария Васильевна. Интересно, но как-то странно. Опровергает то, что семь лет назад сам же защищал. Это ужасно!

      Войницкий. Ничего нет ужасного. Пейте, maman, чай.

      Мария Васильевна. Но я хочу говорить!

      Войницкий. Но мы уже пятьдесят лет говорим, и говорим, и читаем брошюры. Пора бы уж и кончить.

      Мария Васильевна. Тебе почему-то неприятно слушать, когда я говорю. Прости, Жан, но в последний год ты так изменился, что я тебя совершенно не узнаю… Ты был человеком определенных убеждений, светлою личностью.

      Войницкий. О да! Я был светлою личностью, от которой никому не было светло…

      Пауза.

      Я был светлою личностью… Нельзя сострить ядовитей! Теперь мне сорок семь лет. До прошлого года я так же, как вы, нарочно старался отуманивать свои глаза вашею этою схоластикой, чтобы не видеть настоящей жизни, – и думал, что делаю хорошо. А теперь, если бы вы знали! Я ночи не сплю с досады, от злости, что так глупо проворонил время, когда мог бы иметь все, в чем отказывает мне теперь моя старость!

      Соня. Дядя Ваня, скучно!

      Мария Васильевна (сыну). Ты точно обвиняешь в чем-то свои прежние убеждения… Но виноваты не они, а ты сам. Ты забывал, что убеждения сами по себе ничто, мертвая буква… Нужно было дело делать.

      Войницкий. Дело? Не всякий способен быть пишущим perpetuum mobile,[2] как ваш герр профессор.

      Мария Васильевна. Что ты хочешь этим сказать?

      Соня (умоляюще). Бабушка! Дядя Ваня! Умоляю вас!

      Войницкий. Я молчу. Молчу и извиняюсь.

      Пауза.

      Елена Андреевна. А хорошая сегодня погода… Не жарко…

      Пауза.

      Войницкий. В такую погоду хорошо повеситься…

      Телегин настраивает гитару.

      Марина ходит около дома и кличет кур.

      Марина. Цып, цып, цып…

      Соня. Нянечка, зачем мужики приходили?..

      Марина. Всё то же, опять всё насчет пустоши. Цып, цып, цып…

      Соня. Кого ты это?

      Марина. Пеструшка ушла с цыплятами… Вороны бы не потаскали… (Уходит.)

      Телегин играет польку; все молча слушают; входит работник.

      Работник. Господин доктор здесь? (Астрову.) Пожалуйте, Михаил Львович, за вами приехали.

      Астров. Откуда?

      Работник. С фабрики.

      Астров (с досадой). Покорно благодарю. Что ж, надо ехать… (Ищет глазами фуражку.) Досадно, черт подери…

      Соня. Как это неприятно, право… С фабрики приезжайте обедать.

      Астров. Нет, уж поздно будет. Где уж… Куда уж… (Работнику.) Вот что, притащи-ка мне, любезный, рюмку водки в самом деле.

      Работник уходит.

      Где уж… куда уж… (Нашел фуражку.) У Островского в какой-то пьесе есть человек с большими усами и малыми способностями… Так это я. Ну, честь имею, господа… (Елене Андреевне.) Если когда-нибудь заглянете

2

Вечным двигателем (лат.).