Пока твоё сердце бьётся. Маринапа Влюченка

встречались больше полугода, а потом наступила зима. Всё закончилось так же неожиданно, как выпадает первый снег, погребая останки опавшего летнего величия. Он уехал в свою Находку на несколько недель перед защитой диплома, а вернулся с какой-то девочкой аккуратных манер и телосложения с очень колкими мышиными глазками, которые так и стреляли недобро по сторонам. Он намеренно не сообщил мне о своём приезде, а нашим общим друзьям представил свою спутницу как невесту, с которой они, оказывается, были обручены ещё до его поступления в университет и собирались пожениться после окончания учёбы. Как позднее оказалось, её отец открыл в нашем городе филиал своей компании, куда устроил и доченьку, и будущего зятя.

      У них была уже куплена квартира, в которую невеста и поехала, а Желтоглазый отправился в свою съёмную, чтобы собрать вещи и расплатиться с хозяином. Тогда он попросил меня прийти: хотел, видимо, навешать на уши очередной лжи, которую я слушать не желала, ибо на тот момент уже узнала обо всём, но мне важно было услышать хоть что-то. Послушать, что он вообще сможет сказать в своё оправдание. Ко мне внезапно пришло осознание того, что я отдавала и открывалась не только непомерно больше, нежели получала взамен, но, что ещё хуже, это попросту не было ему нужно. Он проводил со мной время лишь от скуки, пока выгодная пассия была далеко, словно не было у меня ни чести, ни достоинства, ни гордости. В голове никак не укладывалось то, что я могла настолько ошибиться, ведь никакой нормальный человек не поступил бы подобным образом с тем, кто к нему относился, как относилась я.

      Я умолкла, пытаясь унять дрожь от всколыхнувшейся злости, зачерствевшей со временем и позабытой. Мой лоб рассекла хмурая глубокая складка, а Штефан всё так же неподвижно смотрел на меня, ожидая развязки.

      – То была страшная ночь, – ответила я на говорящий взгляд вампира. – Я поняла, что всё-таки чертовски слаба. Желтоглазый встретил меня, сияя своей отвратительной фальшивой улыбкой, пытаясь делать вид, что всё отлично, всё так, как и должно быть. Он не оправдывался, не просил прощения. Тоном человека, совершающего выгодную сделку, он благодарил меня за проведённое время и предлагал и далее оставаться друзьями. «Ну что ты расстраиваешься, было же так хорошо и весело! А теперь настала пора серьёзных дел», – говорил он. О, это лицемерие! Я желала, чтобы он куда-то делся или даже умер, лишь бы не видеть в тот момент этого человека, но сама лишь разрыдалась на его плече и ненавидела себя за это. Терпела поцелуи его осквернённых губ, словно нет у меня человека ближе. Мне хотелось кричать о том, что он меня убил, но мысленно кричала в небеса: «За что, Господи? Ведь я не самый плохой человек на этой планете, чтобы так… я не заслужила!». Но и на это я слышала в ответ лишь безразличное молчание…

      – Что ты испытывала к нему? – прервал меня Штефан тоном психоаналитика, изучающего своего пациента, но именно такой прямой, простой вопрос вдруг заставил меня задуматься.

      Позднее